– Ладно, - и открыла глаза.
– У вас же там все цивильно?

– Можешь не сомневаться, - подтвердил я, мысленно одобряя свою стратегию, и начал подниматься с места.
– А теперь пойдем.

– Куда?
– она растерянно посмотрела на меня, задрав подбородок.

– Возвращать тебе расположение преподов, - я поднял ее рюкзак за лямки и зашагал в сторону главного корпуса вуза, в котором больше не учился, но который знал, как свои пять пальцев.

***

Я ходила вперед-назад перед большой дубовой дверью и все думала, и думала, и думала. Поводов для размышления было уйма. Самый поверхностный - Раневский не выходил уже минут двадцать. То ли решение моей проблемы оказалось не такое легкое, как он думал, то ли он просто соскучился по нашему ректору. Кстати, да. Он даже не думая направился сразу к самому влиятельному лицу, хотя я и говорила, что можно зайти на кафедру и переговорить с преподавательским составом. Но тот в ответ только рукой махнул, фыркая на предложение. Видимо, он привык свои дела решать именно так, с вышестоящими лицами.

Еще больше меня одолевали мысли о сложившейся ситуации в целом. Не просто "О, Господи, зачем я во все это ввязалась?!", а именно полноценные размышления о том, что же изменилось в наших отношения настолько, что мы теперь обмениваемся услугами, как хорошие знакомые. Это же Раневский. И я. Как такое могло случиться? Достаточно вспомнить наши перепалки и стычки в прошлом году. А узнай об этом кто-то, кто знаком с нашей ситуацией, он бы просто не поверил. Серьезно, плюнул бы в пол, бросил резкое: "Бред!" и ушел не оборачиваясь. Как мы к этому пришли?

И то, что мне, зареванной мадам, было даже не стыдно показаться перед ним в таком виде, а после выдвинуть обвинения. С которыми он не спорил, кстати говоря, и сам предложил решить все проблемы. А я согласилась. Потому что была доведена едва ли не до отчаяния. Ну, до слез так точно. Ему всего-то стоило вовремя появиться, и вот, все уже решено, я стою у кабинета в ожидании, а завтра иду с Раневским на какой-то там вечер.

А то, что он решил, будто я наиболее подходящий вариант для его сопровождения на этот прием... Даже не знаю, как доходчиво объяснить, но кажется, теперь Федор считает меня равной себе, при том, что видел и моих родителей, и отчий дом, и меня не в самом лучшем виде. И, возможно, еще раз говорю, возможно, он начинает мне доверять и относиться как к другу.

Вот тут-то в голове и всплывают слова Поли о том, что "если сам придет..." и тому подобное, но в этой отдельно взятой ситуации подобные заявления не то что необоснованные, а попросту абсурдные. Знай я Раневского хуже, то подумала бы, что он юлит. Ну не может быть, чтобы такой заметный парень не нашел с кем пойти на какое-то там мероприятие. Но на деле он найдет себе разве что клубную девицу, что будет пищать ему на ухо от восторга весь вечер.

Как я поняла по его реакции, с этой Кристиной все слишком сложно, чтобы оставалась возможность. А я... А чем, собственно, я хуже Кристины? Все-таки меня он знает дольше, чем ее, притом намного. Да и не удивительно, что у него больше нет знакомых девушек, с которыми бы он состоял в нормальных отношениях. Не в его характере водить дружбу с противоположным полом, он там кое-что другое водит. А со мной это даже не дружба, так, ситуативная взаимопомощь, произошедшая из обоюдной неприязни.

До чего же интересно это все в людях устроено. Неудивительно, что Раневский на психолога выучился. Хотя фиг его знает, как он там учился, если он не может нормальных отношений построить и в себе разобраться, вспомнить даже нашу встречу после последней сессии.

Я оторвалась от мыслей и решила набрать ответ Полине, пока еще не слишком поздно. Этот "решатель проблем" совсем мне мозги запудрил, не дал ответить сразу.

"Вы все неправильно поняли."

Нда, жалко звучит конечно. Телефон оповестил о едва ли не мгновенном ответе.

"Куда вы вместе пошли?"

Понятно, они еще и наблюдали за нами, скорее всего с нашего окна (оттуда открывается замечательный вид на университетский двор). Я хлопнула ладонью по лбу, поражаясь своей несообразительности. Надо было по отдельности заходить в здание, но ведь этот олух схватил мои вещи и слушать ничего не хотел.

Быстро набрала:

"К ректору. Решаем проблему с преподами."

Зато честно. И пусть понимает, как хочет. Мне уже надоело что-либо придумывать.

"С преподами?о_О"

"Они на меня взъелись по старой памяти."

Пять минут спустя ответа не было, хоть я и гипнотизировала телефон, словно мне должен позвонить сам президент. А вот из двери, на которую я перестала обращать внимания, наконец-то вышел Федор. Выглядел он отчего-то невесело, как после тяжелых переговоров, и не сразу меня заметил. То ли потому, что был чем-то обеспокоен, то ли потому что я подпирала стенку метрах в пяти от него, что мешало ему чисто физически. Он оглядел коридор, пока не наткнулся на меня взглядом.

– Все нормально, - кивнул, отвечая на немой вопрос, читавшийся в моих глазах.
– Больше по этому поводу можешь не реветь.

Слова благодарности чуть не прозвучали ему в ответ, но последняя фраза меня остановила. Я недовольно цокнула языком, закатила глаза, и, закинув рюкзак за спину, поспешила по коридору вперед. Раневский за мной не пошел.

В течении всего дня я не могла отделаться от мысли, что что-то в этом мире перевернулось вверх тормашками. Все стало только хуже, когда я получила смс от отправителя "Раневский" с содержанием: "Вечером наберу". Полина с Аленой все-таки дождались меня после пар, и я, как есть, рассказала им о проблеме с преподавателями, о встрече с Федором и обо всем, что случилось после. Иногда они многообещающе поднимали брови, иногда улюлюкали, как ненормальные. Я пыталась их приструнить, припоминая ситуации, в которых они оказывались из-за Раневского, на что они резонно отвечали мне, что я из-за него страдала похуже них. И не любила его больше чем они все вместе взятые. Ненавидела. И тогда-то я подумала, что основная перемена произошла не сейчас, а гораздо раньше.