На коленях другая рука, в ней квадрат матовый, тёмный. Экран гравитона. Спит тоже. «Спит Анютка, жаль будить, — подумал Володя, придвинувшись так близко, как мог. — Проклятое инвалидное кресло. Ближе нельзя — проснётся. Лицо измученное, тени. Но спит Анютка».

Душа Володи трепыхалась в теле калеки, как бабочка под колпаком. Не сдержавшись, он потянулся — погладить волосы милые, русые. Нытьё серводвигателей, щелчки реле, мерзкая механическая клешня… Отвращение к самому себе отбросило президента прочь; сзади грохнуло что-то, покатилось.

— Что?! Кто здесь? — вскинулась, проснувшись, Волкова. Оставленный гравитон поехал вниз, Володя бросился, подхватил, подал, угодив ненароком взглядом в её карие глаза. В них страх. На самом донышке. «Всё-таки испугал. Калека. Урод», — обозлился на себя президент.

— Володенька! — хрипловато, сонно проговорила Волкова, непонимающе разглядывая гравитон. Потом спросила, припомнив:

— Володя, что случилось? Ты меня испугал до смерти! Почему…

— Я не хотел, Анютка, — шепнул президент, сдерживая рвущееся с цепи желание обнять. — Я не хотел будить.

— При чём здесь… Почему связи с тобой нет?! Я собиралась уже… Погоди, я что же — заснула тут? Слушай, что произошло? Саши нет. Тебя нет. Я схожу тут с ума. Володенька, что… Господи, у тебя слёзы?

Президент клял непослушное тело, опустив манипуляторы, клял страшно, однако не нашёл в себе сил отстраниться, когда Аня оказалась близко и кресло качнулось под двойной ношей.

— Сейчас, Володенька.

И под прорезями деревянной маски нежно прошлись пальцы, слёзы убрав.

«Зачем же я её мучаю?» — ужаснулся Володя, впрочем, далеко не в первый раз.

— Ну всё, Анютка, всё. Больше не буду, — в который раз пообещал он, чувствуя себя незаслуженно, воровато счастливым.

— Чего ты больше не будешь? Эх ты, Володька! — Аня ему, укоризненно, устраиваясь на подлокотнике инвалидного кресла (ему пришлось придержать её манипулятором) и гладя жёсткую щёку. Под пальцами её и тёплой ладонью одеревеневшая кожа оживала.

— Отнеси меня на кухню, — попросила она. — Хочется кофе.

Маленькая кухня осветилась ярко, темень бежала за окно и там сгустилась — непроглядная аркадийская ночь. Володя испытал ни с чем не сравнимую досаду, когда кресло качнулось, освобождаясь от дополнительного, совсем не тяжёлого груза. Уютно зашипела кофеварка, в кухне запахло горечью. Хозяйка квартиры признавала только натуральный кофе, хоть стоил он недёшево — роскошь, недопустимая для заведующей всего лишь отделом микробиологии в лаборатории Сектора Ареоботаники. Никогда не поднимется по карьерной лестнице тот, кто не стремится по ней лезть.

— Так что же случилось, Володя?

Президент помолчал, собираясь с мыслями, глянул в тёмный выпуклый фонарь окна, послушал вздохи утратившего силу ветра и стал рассказывать, аккуратно обходя молчанием скользкие моменты. Рассказал о созревшем где-то в недрах марсианской администрации заговоре, имеющем целью запустить на Марсе Планетарную Гравитационную Машину и получить над ней полный контроль. О контрмерах, предпринятых им самим, упомянул вскользь и без имён, намекнул только, что Саша Волков участвует в заговоре, почему и прервалась с ним связь. «Из соображений конспирации», — значительно прокомментировал он, умолчав, что и сам от Саши никаких вестей не имеет вот уже несколько часов. Хитроумными замечаниями дал понять, что Волков направлен на Землю — распутывать нити интриг, протянувшиеся из Внешнего Сообщества в аппарат «Грави инкорпорейтед», но ни одним словом не коснулся того неприятного факта, что ознакомительный сей вояж может закончиться смертью путешественника.

Когда он закончил рассказ, заметил, что сквозь оконное стекло цедится жиденький фиолетовый свет нового дня.

— Почему же Саша ничего мне не рассказал?

— Не хотел втравливать. Это не игра в марсианские прятки, Аня.

— Да и я тоже уже не девчонка неразумная. Почему ты сам молчал? На Землю им захотелось!

— Но Аня, пойми, сложившееся положение нельзя терпеть. Ещё немного — и эти мерзавцы под благовидным предлогом пустят на Марсе Планетарную Машину. Тогда всё будет кончено навсегда. Ты же слышала о воронке? Машина готова к пуску, они не стесняются пользоваться ею, понимаешь? Ты знаешь Сашу, знаешь меня. Мы не могли оставаться в стороне.

— А я? Меня вы могли оставить? Ну, ты-то всегда меня отодвигал в сторону…

Володя съёжился в своём кресле. Сказанное было правдой, как ни крути.

— … но чтобы Саша от меня что-то скрывал…

«Из благих побуждений!» — оправдывался мысленно президент.

— … пусть даже из благих побуждений. Нет, я отказываюсь понимать. Есть у тебя связь с ним?

«Волнуется Анютка. Очень волнуется, но скрывает. Держится пока что», — отметил Володя, глянув на женщину у окна, зябко обхватившую плечи руками.

— Писать ему я не могу, но входящие сейчас гляну, — отозвался Володя, не питая особой надежды. Перед глазами его зажглась панель гравимейлера. Как и следовало ожидать, вестей от Волкова не было, но служебных писем нападало — целый ворох.