Шрифт:
— Вы! — усмехнулся Тобиас, хотя эти слова произвели на него впечатление. — Ведь вы получаете всего десять долларов, а кукла стоит двадцать.
— Я это знаю и не стану уверять, что скопил миллион. Но это недоразумение вызвано моим промахом и этот человек — мой постоянный покупатель, так что мне приходится взять на себя все последствия. Вот возьмите, — он гордо вытянул из внутреннего кармана на своей огромной груди красивые золотые часы с цепочкой. — Это залог, — заявил он. — Вы можете прочесть на них мое имя и дату. Я не раз закладывал их и получал сорок долларов. Вы можете взять их себе, пока не вернется мой покупатель.
— Этого не требуется, — великодушно возразил м-р Тобиас. — Если вы так уверены в своем покупателе, все обстоит благополучно и продажу надо признать состоявшейся. Мне очень досадно, — обратился он к Логану, — но вы сами видите, как обстоит дело. Может быть, какая-нибудь из наших девушек покажет вам что-нибудь другое?
— Нет, благодарю вас, не сегодня, — отвечал Логан, и его длинное желтое лицо стало красным, а глаза его замигали. — Мне нужна была только «Маленькая сестричка» и ничего другого.
— Боже мой, нечего сказать, ловкую штуку я проделал, — сказал Эрл Эшер Купидону, всовывая в маленькую руку мальчика свои часы. — Если бы Тобиас взял у меня часы, мне ничего не оставалось бы, как повеситься. Ты уверен, сыночек, что тебе удастся выйти?
— Конечно, так как они всегда посылают меня на улицу. Я устрою все, что вам нужно.
— Ладно, Почка, ты получишь четвертую часть для себя, если сделаешь все вовремя.
Мистера Тобиаса не было поблизости, когда пришел покупатель Эшера и заплатил за куклу. Но когда заведующий этажом ровно в половине седьмого вспомнил об этом и спросил, покупка уже совершилась, и «Маленькая сестричка» была унесена. Даже Вин не заметила покупателя. Урс торопливо подошел с двадцатью долларами своего клиента в руке и взял картонку, в которой находилась кукла. Не было даже времени спросить, выглядел ли человек, купивший ее, добрым и богатым. Но Вин была слишком поглощена мыслью о своем спасении от происков Логана, чтобы чересчур много беспокоиться об участи «Маленькой сестрички».
В этот же вечер, за пять минут до девяти часов, служащие различных отделений выстроились рядами (мужчины в одном углу, девушки в другом), чтобы получить пакеты с жалованьем и, поскольку дело шло о сверхштатных праздничных руках, в большинстве случаев и свое увольнение. Прямо перед Винифред Чайльд стояла Сэди Кирк, и Вин знала, что для ее подруги вопрос о том, останется ли она, или будет уволена, был почти равносилен вопросу о жизни и смерти. После праздников было очень трудно устроиться, если не считать тех, кто годился в горничные. Но Сэди отличалась скорее энергией, чем физической силой. Она никак не могла оправиться после приступа инфлуэнцы, которая стоила ей хорошего места, а напряженная работа в течение этих недель у Питера Рольса сильно подорвала ее здоровье. Если она теперь окажется «без дела», ее положение будет достаточно скверно. И все-таки теперь, когда она медленно, шаг за шагом, подвигалась к решению своей судьбы, она на ходу читала какой-то роман. Как раз, когда девушка, стоявшая перед Сэди, с легким дрожанием руки схватила пакет с жалованьем, Сэди дочитала последние слова на последней странице, закрыла книгу и сунула ее под мышку. Затем она взяла свой конверт и уступила место Вин.
Они оказались среди немногих счастливцев из числа двух тысяч сверхштатных рук. Большинство остальных получило жалованье в сопровождении нескольких печатных строк, за подписью «Питер Рольс», извещавших, что «необходимо привести в соответствие наш персонал с нормальным временем». Увольняемым любезно сообщалось, что, если в будущем представятся вакансии, их будут иметь в виду, и им выражалась благодарность за добросовестную службу. А затем с ними было покончено, поскольку дело касалось Питера Рольса.
Последний, впрочем, еще продолжал существовать для Винифред Чайлъд, Сэди Кирк, Эрла Эшер и еще двух-трех служащих в игрушечном отделении. Они радостно рассматривали полученные уведомления, но, несмотря на чувство облегчения, на сердце Вин было тяжело из-за выброшенных на улицу. Девушки, которые не были оставлены на службе, молча и поспешно уходили, но мужчины, которых № 2884 не считала своими друзьями и с которыми едва была знакома, подходили попрощаться с ней. Они пожимали ей руки, заявляя, что были «счастливы познакомиться с ней…»
— Ну и Сочельник! — сказала самой себе вслух Вин, когда, еле передвигая ноги, вошла в свою комнату в половине двенадцатого вечера. — Через полчаса будет Рождество, а я не думаю, чтобы хоть одна душа во всей Европе или Америке вспомнила обо мне!
Но вдруг на уродливом красном покрывале на ее шатающейся кровати она увидела два пакета: большой и маленький. Кто-то, значит, все-таки, вспомнил о ней.
Оживившись, она разрезала веревки на обоих пакетах и сперва открыла маленький, руководствуясь принципом «оставлять самое лучшее напоследок».
— Лилии из долин и какие красивые! Кто бы мог послать их? — на подарке не было имени и Вин напрашивался ответ, который испортил ей все удовольствие, но, впрочем, на короткое время. Она раскрыла большой пакет, и на обертке прочла слова, нацарапанные карандашом, очевидно, с лихорадочной поспешностью: «От Урса Лигии, с почтением и пожеланиями веселого Рождества. Пожалуйста, примите также и лилии».
Мисс Ливитт пожелала засвидетельствовать свое обожание белокурому гиганту, послав ему корзину цветов, носящих ее имя и купленных на часть «сдачи», оставленной ей м-ром Логаном. Предмет ее обожания тотчас же переслал их по другому назначению. Но Вин этого не знала, и он считал, что она и не должна этого знать. Цветы всегда остаются цветами!