Стихотворения
вернуться

Орлов Сергей Сергеевич
Шрифт:

1960

«Алешенька»

Словно в горле песенки горошинка — Пропою, а не произнесу. Есть такая станция «Алешенька», Как тропинка к поезду в лесу. В двух шагах от каменного города, А как бы у света на краю, Не известна никому, не дорога, Сторожит стальную колею. Ливнем стали и стекла по линии, Будто на колесах города, Никелем окованы, как инеем, Мимо пролетают поезда. Сколько Алексеев и Алешенек В сутолоке, в громе, в суете Названо, окликнуто, опрошено На лесной сороковой версте? Мимо все. С печалями, с улыбками Без ответа мчатся поезда. Что-то человеческое, зыбкое Потерялось в громе навсегда. Двести лет прошло с тех пор, как брошено Лесу, полю, солнцу и реке И летит — Алешенька, Алешенька, — А ответа нету вдалеке…

1960

Побывальщина

Здесь лесов-то тьма, а в лесах Тотьма Утонула, — не видно крыш. Как придет зима, занесет дома, Сверху Тотьмы не разглядишь. Всё леса, леса, вплоть до полюса, И на юг леса, на восток, За околицей хвоей колются, Пробираются без дорог. А в лесах она, река Сухона, В ней веслом до дна не достать, Как придет весна, думы вслух она Начинает петь-напевать. Она баскими дарит сказками, А за сказками бает быль, Быль неласкова, глубь опасная, Разбиваются волны в пыль. По реке плоты В сорок две версты. До небес семь верст, Лесом все… В небе тыщи звезд, Месяц в полный рост, И медведи ходят в овсе. Хочешь верь не верь, Приезжай, измерь, Не мешай человеку врать. Это просто проверить Тебе теперь, — Самолетом рукой подать. Полчаса не срок, городок у ног, И леса стоят, как сказал, Только вот, браток, что насчет дорог, — Про дороги я не соврал. К нам дороги ягою меряны Лет полсотни назад клюкой, И клюка ее здесь потеряна В темном лесе за Юг-рекой.

1960

Дионисий

1
Умели деды строить грады И веси на Руси святой. Стоят они, очей отрада, Красой равняясь с простотой. На наших северных широтах — Видать, для света и тепла, — Как солнышки ручной работы, Горят над ними купола. За Вологдой в дали таежной, В конце проселка на пути, Зайдешь под свод, и невозможно Глаза от света отвести. Веселый грешник Дионисий Здесь песни пел и краски тер. Он перенес на стены кистью Тепло зари и синь озер. Шеренги праведников рослых Стремятся в рай, а там встают, Толпятся мачтовые сосны У Дионисия в раю. Рай на горах, в бору с брусникой… А может, правда, рай — в лесу? Мой край родной, мой друг великий, Как опишу твою красу? Пылает северное лето, Недвижны сосны. Спит вода. И, на стожар в лугу надета, Дрожит вечерняя звезда. А в дальней дали с новой силой Через дремучие леса Старинный град, райцентр Кириллов, Плывет, расправив паруса.
2
Я видел рай не н'a небе, Он в душу мне запал. Его художник нанятый В церквушке написал. Но неподкупна кисть его. И вот живет века Работа Дионисия, Как поле, как река. Рай с соснами косматыми, В бору заречном он, С брусникою, с опятами, — Я в этот рай влюблен. А он, видать, без памяти Любил свой бедный край, Его на стенах каменных Изобразив, как рай!

1960

Щи

Из лавки овощной доставленный, Кочан капусты — это сгусток Поэзии, но не прославленной, Поскольку он — кочан капусты. Кочан капусты — это золото Дождей, качающихся, грузных, И жарких дней, на солнце колотых, В клубок закрученное с хрустом. В нем пенье птиц, ветров смятение, Прохлада тени, запах мяты И первое тепло весеннее, И звон отточенной лопаты, И холодок росинки маковой, Алмазной, гордой и прозрачной, На листике рассады лаковом Оброненный зарей кумачной. Поэзия опубликована, Все начинается, как вызов. Сталь синяя секиры кованой И плаха, струганная снизу. Река в кастрюле медной взорвана, Топочет пенными кругами, Шипит плиты планета черная И брызжет синими цветами. О, георгины кухни газовой, Железные цветы горелок! Кочан капусты, волей разума, В своей работе наторелом, Разделан на лапшу и звездами Колючей соли пересыпан. А вот уже и лавры возданы И перцем сдобрены до всхлипа. И клубы пара ходят тучами, Пахучи, яростны, приветны. Щи возвышаются могучие. Над ними небеса и ветры. Цветочки на фаянсе замерли, И каравай раскрыт, как библия, На них глядят, их ждут, их налили, Они воскресли и погибли!

1960

Мытье полов

Как моются полы до б'eлого каленья? — Перегибая сильные тела, Подолы подоткнув и обнажив колени, Хозяйки моют пол в субботу добела. Грохочут чугуны, гоняют тряпки воду. Тяжелым к'oсарем раздроблена дресва, Со щелоком парным и грацией свободы На праздник утверждаются права. С угла и до угла летает поначалу Березовый голик, раздавленный ногой, Обсыпанный дресвой, пока молчат мочала, — Всему черед и честь, как в каждой мастерской. Здесь чистоту творят, а не полы здесь моют. Ладони горячи, и рук полет широк, И лифчики трещат. Здесь дело не простое, Здесь каждый бы из нас за две минуты взмок. А им хотя бы что! Они как будто рады, Лукавы их глаза, и плеч изгиб ленив… Я тоже мыл полы в казарме по наряду, Но не был весел я, тем более — красив. А во дворе горят половиков полотна, Как радуги на кольях у ворот. Хозяйки моют пол под праздник, в день субботний, И праздник настает…

1960

Свежий хлеб

Рукав просторный засучив по локоть, Сжимая пальцы в узел кулака, Его валяют на столе широком И бьют его с размаху под бока. Нет, это не обычная работа, Священнодейством пахнет на столе, Встречаются здесь грохот обмолота С порой весенней сева на земле. Полет ладоней яростен и нежен, Все праздничней крутая пляска рук. Валяют хлеб на кухне первый, свежий, Труда и счастья замыкая круг. Дожди и ветры пролились на камень, Гром прогремел заслонкой, день окреп. Веснушчат, рыж и кругл, как солнца пламень, На кирпичах благоухает хлеб. О нем звенит считалка, пляшут дети, Газеты пишут, и в штормах судеб Есть мера высших ценностей на свете — Любовь, как хлеб, и дружба, словно хлеб. А в кухне окна настежь, пахнет мятой, Горячей глиной, молоком парным, Хрустящей коркой, дымом горьковатым И полевым простором распашным. На полотенцах петухи горласты, Белы полы, как на реке песок. И все предметы к торжеству причастны. А день просторен, светел и высок.

1960

Кружка молока

Гончар на круге деревянном Ей отдал взмах руки своей, А после печи цвет каляный, Пожар малиновых углей. Огня, воды и глины дружба Застыла каменным цветком. Ах, эта глиняная кружка С парным душистым молоком! Густым, ромашкового цвета, Белей любых берез в селе, Дар утренней зари и лета На белом скобленом столе. Под ручку пальцы вдеты снова, В ладони кружка улеглась. Глоток, как вдох в бору сосновом, И вот уж утвердилась связь С жарой, где воздух сенокоса, Звеня, пронзают овода, С большим зеленым лугом росным, Где речка стынет, как слюда. Где женщина по рани первой, По знобкой рани босиком, Еще не выспавшись, наверно, Уже прошла, звеня ведром. Ах, эти глиняные кружки С парным душистым молоком, Как их берут поутру дружно Детишки, вставшие кружком, — Белоголовы, синеглазы, В рубашках, стиранных сто раз, Двумя ладошками, как вазы Берут хрустальные у нас. Блестят от соли скипы хлеба, Сопенье слышится одно, И не глаза глядят, а небо Глядит на глиняное дно.