Шрифт:
– Понял! Полиция водворит ее силой на жительство ко мне… А как жена, Кузьмич, развода потребует?..
– До развода долга песня!.. Графин-то высох, прикажи наполнить, – выливая остатки водки себе в стакан, проговорил Кузьмич.
Появился другой графин, полный водки. Чернов и Кузьмич продолжали совещаться.
Опустел и второй графин; потребовали третий, совещание все продолжалось. Наконец Чернова и Кузьмича благородным манером попросили о выходе.
Так как ни клиент, ни его адвокат собственными ногами не могли ходить, то хозяин трактира приказал слугам вытащить их обоих на улицу и положить на тротуар.
На улице Чернов немного отрезвился и поехал к себе. Кузьмич, спокойно лежа на тротуаре, богатырски храпел, как будто у себя на кровати.
XVI
Канцелярист Лука Кузьмичев, или Кузьмич, как называл его муж Дуровой, на кляузные и судейские дела был большой дока; законы он знал как свои пять пальцев.
Не пей Кузьмичев, он дошел бы до больших чинов и нажил бы большой капитал.
Но водка сгубила его. Свою служебную карьеру Кузьмичев закончил званием канцеляриста; выгнанный со службы, без копейки в кармане, он принялся писать разные прошения по разным инстанциям за вознаграждение в пять и десять копеек, тем и существовал.
Обещанные Кузьмичеву Василием Черновым десять рублей – награда, о которой ученый канцелярист и думать не мог, – произвели свое действие. Он энергично принялся за дело и дал себе слово во что бы то ни стало заставить Надежду Андреевну жить с мужем. Кузьмичев стал писать прошение за прошением.
Василий Чернов только и знал, что прикладывать руку к этим прошениям. Делу дан был надлежащий ход.
Однажды в дом Засса явился совсем неожиданно полицейский чиновник и потребовал, чтобы Надежда Андреевна дала полиции расписку о невыезде из Петербурга.
– Что это значит? Кто это устроил? – с удивлением спросила Дурова у полицейского.
– Ваш муж.
– Муж?!.
Молодая женщина вспыхнула.
– Да, муж ваш, чиновник Василий Чернов, требует водворить вас в его дом как жену для совместного с ним жительства, – сказал полицейский.
– Это невозможно!
– Ваш муж, сударыня, имеет на это законное право.
– Я стану просить развода.
– Можете, если у вас на это есть причина.
– Теперь я должна остаться в Петербурге?
– Непременно, сударыня.
На слове «сударыня» полицейский чиновник делал ударение и выговаривал его как-то особенно значительно, между тем на Наде был надет военный мундир.
– Но мне надо ехать. Завтра же надо ехать.
– Смею спросить куда-с?
– В полк.
– Вы не поедете, сударыня; вы должны ожидать решения вашего дела.
К Дуровой в комнату вошел Засс. При виде флигель-адъютанта государя полицейский чиновник принял надлежащую почтительную позу.
Надежда Андреевна передала Зассу все.
– Так вот вы зачем! – резко сказал Засс, обращаясь к полицейскому.
– Я по предписанию начальства пришел к жене чиновника Чернова отобрать у нее подписку о невыезде ее из Петербурга.
– К чиновнице Черновой вы пришли? – переспросил флигель-адъютант у полицейского.
– Так точно-с.
– Так вы и ступайте к ней; в моем доме никакой чиновницы нет.
– А это кто же? – растерявшись, спросил у Засса полицейский, показывая на молодую женщину.
– Офицер Мариупольского гусарского полка Александр Дуров.
– Как же это?
– Да просто так; советую вам быть осмотрительнее.
– Виноват-с.
– Можете уходить, делать вам тут больше нечего.
Так ни с чем и ушел полицейский.
А на другой день Дурова ехала на перекладных в полк, куда ее назначил государь.
Дело, начатое Василием Черновым, кончилось тем, что ему приказано было немедленно ехать домой и никакого процесса с женой не начинать.
Волей-неволей пришлось Чернову отказаться от мысли вернуть к себе жену.
XVII
Мариупольский полк находился близ города Луцка; туда-то, по месту своего назначения, и приехал Александр Дуров, вновь произведенный офицер.
Прослужив некоторое время в полку, Надя получила двухмесячный отпуск. Воспользовавшись свободным временем, она поспешила в свой родной Сарапул, к отцу. Ей очень хотелось повидаться с своей семьей.
Прошло более трех лет с того дня, как она покинула дом своего отца.
Приехала Надя в Сарапул в ненастную осеннюю ночь. Ворота родного дома были давно заперты. Отпустив своего возницу, она с саблей и маленьким чемоданом в руках пошла вдоль палисадника к хорошо известному ей месту, где легко вынимались четыре тычины.