— Что он тебе сделал? — возбуждённо спросил он Алко.

— Ничего, только...

— Что? Говори же, что ты мнёшься! Что там у вас случилось? — воскликнул он.

— Он приставал ко мне. Стоило мне оказаться с ним наедине, как он начал домогаться меня, — тихо созналась она.

— Пойдём! — приказал египтянин тоном, не предвещавшим ничего хорошего, и пинками погнал раба вперёд. Потом нашёл палку и обрушил на Хуни град ударов, направляя к берегу. Там он заставил раба взобраться на вершину скалы. Внизу шумел и клокотал прибой, из пены выступали острые скалы, походившие на острия мечей и кинжалов...

— Прыгай! — сурово повелел он.

— Господин! — Раб обернулся в надежде вымолить прощение.

— Прыгай, или я задушу тебя как шелудивого пса!

— Боже, Боже... — вознёс молитву Хуни, зажмурился и прыгнул.

Его тело ударилось о скалу, послышался крик несчастного. Он лежал, корчась от непереносимой боли. Затем волна смыла его и увлекла в ревущую пучину.

— Стоило ли так сурово наказывать его? — спросила со слезами Алко.

— Он был рабом, — безапелляционно заявил египтянин. — Если сегодня мы будем снисходительны к их проступкам, завтра они убьют нас. Мой брат служит управляющим при царском дворе. В подчинении у семи египтян около двух сотен рабов. Малейшее снисхождение, проявленное египтянами, может быть истолковано как слабость и закончится смертью. Кроме того, нельзя допустить, чтобы раб посягал на свободную женщину. У нас это сурово карается. Ворам отрубают кисти рук, мошенников лишают зрения, тяжкие преступления мы караем, бросая преступников крокодилам или отдавая священным змеям.

Когда они снова оказались в своём подвале, жрец обратился к Эносу:

— Сегодняшнюю ночь я буду спать с ней. Завтра ты доставишь меня к моему судну в Амнис, передашь её мне, а за это возьмёшь мою лошадь.

Энос попытался перевести его мысли на другое и спросил:

— Почему бы тебе не съездить в Фест и Кносс? Ты мог бы узнать там немало нового для себя, особенно в Кноссе.

— Я прибыл вместе с двумя старшими жрецами нашего храма, и мы распределили свои обязанности. Я посетил Маллию и Закрое, пытаясь наладить там контакты. — Он наклонил голову, вертя в руках небольшие кусочки застывшей лавы. — Наша страна тоже прошла через нелёгкие испытания. Мы знали, чего хотели, и нам удалось снова создать свободный Египет. Тутмос I повелел воздвигнуть на берегу Евфрата памятник победы и вернулся после битвы с телом поверженного вражеского принца, который был подвешен вниз головой на носу его корабля. Тутмосу III удалось снова превратить Египет в великую державу, и многие враждебные властелины склонились перед ним. Я мог бы рассказывать вам о славных деяниях этого фараона много дней и ночей. — Произнося эти слова, жрец чуть не задыхался от волнения. — Так мы и стали завоевателями и колонизаторами. Эти победы способствовали тому, что нашей стране удалось расширить торговые связи. В некоторых фиванских гробницах есть изображения посланцев далёких стран, даже вашего острова, которые привозили свои изделия для обмена на египетские товары. В гарем фараона попадали принцессы многих других народов. Среди них были даже принцессы Митанни, которые некоторое время были фаворитками. Лекари однажды не смогли помочь фараону избавиться от какой-то болезни, и тогда он попросил у царя Митанни статую Иштар, богини любви из Ниневии, в надежде, что её прославленная исцеляющая сила вернёт здоровье и ему.

— Иштар? — переспросил Энос. — Эго имя я уже слышал.

— Её называют также Истар. Оба эти имени — ассирийское название богини Астарты.

Когда на остров опустилась ночь, египтянин увидел, как Алко укладывалась на циновку рядом с Эносом. Она заботливо укутала его и себя одеялом.

Эноса разбудил свет луны, заливавший пол, словно он был охвачен огнём. Он почувствовал, что Алко нет рядом. Окончательно очнувшись от сна, он увидел её — она лежала с жрецом, тесно прижавшись к нему.

Когда Энос поднялся, был уже день. Он наполнил чашки свежей водой и высыпал на середину обеденной циновки горсть дикого ячменя вместо завтрака.

Первой пришла Алко. Она поправила свою одежду и вместо приветствия робко обняла Эноса. Затем рядом с ней очутился египтянин. Он отхлебнул воды из чашки. Заметив ячмень, он покачал головой, отправился к своему багажу и вернулся с сухой лепёшкой в руках, которую разделил на всех.

— Алко проводит меня в Амнис, — сказал он, помолчав.

Энос только кивнул.

Навьючив свою лошадь, жрец посадил Алко в седло впереди себя, ещё раз проверил поводья и надёжно ли приторочена с обеих сторон поклажа.

— Я буду поминать твой Крит в своих молитвах, — сказал он по-деловому просто и пустил лошадь рысью.

Сидевшая впереди египтянина Алко подалась вперёд, скорчившись, словно от боли.

Энос хотел спросить, вернётся ли она к нему, но ржание лошади заглушило его голос.

С трудом, словно сгибаясь под тяжестью непомерной ноши, он добрался до укромного уголка обжитых ими руин. Он уселся на то самое место, где недавно была расстелена циновка египтянина, на которой с ним рядом лежала Алко.

Вздыхая и плача, в глубокой печали он гладил рукой пол.

— Алко! — повторял он. — Алко! — взывал он в бесконечной тоске.

Близился вечер, когда Энос вернулся с берега моря. Он положил на деревянную колоду, служившую столом, несколько рыб, которых подобрал за скалами, куда их забросил прибой. Затем тщательно выбрал из сумки собранные зёрна дикого ячменя, осторожно ссыпал их в кувшин и отправился к источнику за свежей водой.

Когда он, расстроенный, возвращался назад, отыскивая дорогу среди заиленных холмов, он снова плакал как ребёнок, спрашивал себя, имеет ли смысл продолжать жить в этом мучительном одиночестве.

Словно лунатик, свернул он к тому холму, из которого вдвоём с Алко отрыл остатки дома, уже на протяжении более двадцати лун служившего им временным жилищем.

К действительности его вернуло лошадиное ржание. Потом он увидел и саму лошадь. Животное было привязано к балке, торчавшей из земли наподобие коновязи.

— Я уже заждалась тебя! — услышал он знакомый голос, и в тот же момент к нему как ни в чём не бывало бросилась Алко.

— Я всё устроила, — радостно сообщила она.