Она была Impruneta, Мадонна. Она улыбалась и прощала его за всё.

— Маэстро... — едва слышно сказала Айше.

— Да...

— Мне больно.

— Мне больно, перестань! — взмолился Тиста — Никколо волок его прочь от новой летающей машины Леонардо, завернув руку за спину и только что не ломая её.

— Обещаешь держаться подальше от машины маэстро? — грозно вопросил Никколо

— Обещаю!

Никколо отпустил мальчика, и тот нервно попятился от него. Леонардо стоял в нескольких шагах, казалось совершенно забыв об их существовании, и смотрел со склона вниз, в долину. Туман, как во сне, стлался по травам; вдали, окружённая серовато-зелёными холмами, лежала Флоренция.

Леонардо прибыл сюда, чтобы испытать свой новый планер — он лежал рядом, и большие дугообразные крылья хлопали по земле. Леонардо принял совет Никколо — у новой машины были закреплённые крылья и не было двигателя. Это был именно планер. Конечно, Леонардо хотел покорить искусство полёта. Когда-нибудь он создаст машину, достойную его мастерства, он знает уже, как нужно управлять ею. А эта машина целиком соответствовала мыслям Леонардо об использовании идей природы, ибо ему предстояло обрести крылья, как если бы он и в самом деле превратился в птицу. Он повиснет в пустоте — ногами вниз, головой вверх — и будет управлять крыльями, сгибая ноги и перемещая вес. Подобно птице, он будет плыть в пустоте, парить, скользить...

Но он боялся. Он откладывал полёт на новой машине вот уже два дня — с тех пор, как они стали здесь лагерем. Он потерял уверенность в себе, хотя умом был уверен, что в машине изъянов нет. Он чувствовал, что и Никколо, и Тиста, и Айше — из шатра — наблюдают за ним.

Никколо закричал. Вздрогнув, Леонардо обернулся — и увидел, что Тиста, отвязав верёвку, удерживавшую планер на земле, забрался в упряжь под крыльями. Леонардо бросился к нему — но Тиста шагнул с обрыва прежде, чем кто-либо успел его остановить.

Крик Тисты далеко разнёсся в холодном разреженном воздухе — мальчик парил в пустом небе и вопил от радости. Он облетел гору, ловя тёплые потоки воздуха, и начал спускаться.

— Возвращайся! — сложив ладони чашечкой, прокричал Леонардо, не в силах, однако, сдержать восторга. Машина работала! Айше стояла теперь рядом с ним — молчала, смотрела, что-то прикидывала.

— Маэстро, я пытался остановить его, — сказал Никколо.

Но Леонардо не обратил внимания на его слова, потому что погода вдруг изменилась, и ветер забился порывами вкруг горы.

— Держись дальше от склона! — крикнул Леонардо, но слова его пропали втуне, и оставалось лишь беспомощно смотреть, как планер, подхваченный порывом ветра, метнулся вверх, завис в холодном воздухе — и опавшим листком канул к земле.

— Выдвинь вперёд бёдра! — кричал Леонардо.

Планер можно было заставить слушаться. Если б мальчик практиковался — это было бы не так уж трудно. Но он не практиковался, и планер юркнул вбок, врезаясь в скалу. Тисту вышвырнуло из ремней. Хватаясь за кусты и камни, он пролетел ещё футов пятьдесят.

Когда Леонардо добрался до него, Тиста был почти без сознания. Он лежал меж двух иззубренных скал — голова запрокинута, спина неестественно вывернута, руки и ноги разбросаны, как тряпичные.

— Тебе где-нибудь больно? — спросил Леонардо. Рядом опустился на колени Никколо; лицо его было мертвеннобелым, словно в нём не осталось ни кровинки.

— Мне совсем не больно, маэстро, — еле слышно ответил Тиста. — Пожалуйста, не сердись на меня.

— Я не сержусь, Тиста. Но зачем ты сделал это?

— Мне каждую ночь снилось, что я летаю. На твоей машине, Леонардо. На этой самой. Я ничего не мог с этим поделать. И я придумал, как мне добиться своего. — Тиста слабо улыбнулся. — И добился.

— Добился, — прошептал Леонардо.

Тиста вздрогнул.

— Никколо...

— Я здесь.

— Мне плохо видно. Кажется, я вижу небо.

Никколо взглянул на Леонардо, и тот отвёл глаза.

— Леонардо?

— Да, Тиста, я рядом.

— Когда я стал падать, я сразу понял, что это было.

— Что ты понял? — Леонардо позволил Никколо устроить Тисту поудобнее, но сделать можно было немногое. У мальчика была сломана спина, и обломок ребра прорвал кожу.

— Я видел это в чернильном зеркале, когда шейх заставлял меня помогать ему в колдовстве. Я видел, что падаю. И видел тебя. — Тиста попытался сесть, и лицо его исказилось от боли. На миг он, казалось, удивился; а потом взглянул мимо Леонардо, будто слепой, и едва слышно проговорил:

— Выбирайся отсюда. Никколо, заставь его. Ты хочешь сгореть?