Они распахнули двери и повлекли Лоренцо к выходу по залитым кровью полам Дуомо. Леонардо и Сигизмондо загораживали Лоренцо, чтобы он не увидел окровавленного трупа Джулиано. Кардинал взмолился к нему, клянясь в невиновности, но Лоренцо смотрел прямо перед собой, глухой к отчаянным мольбам юноши. Священники и настоятели удивлённо подняли глаза. Полициано сделал им знак оставаться, где они есть.

Когда они достигли дверей, Лоренцо вдруг остановился, словно почувствовав присутствие мёртвого Джулиано, словно страждущий дух брата воззвал к нему. Он оттолкнул Сигизмондо и Леонардо, увидел брата и упал на его тело.

— Кто бы ни сделал это — он умрёт, обещаю тебе, я уничтожу их всех до последнего, клянусь в этом твоей душой, Джулиано! — И тут Лоренцо вдруг успокоился. И так, неестественно спокойный, вышел из собора.

Трупы были повсюду. Наёмников в цветах Патти прикончили флорентийские стражи порядка и жаждущая крови толпа горожан. Оборванные дети деловито обирали трупы, потрошили карманы. Кое-кто выковыривал глазные яблоки или вырезал зубы — на память. А горожане продолжали требовать крови — крови Пацци. Когда на улице появился Лоренцо, поднялся такой крик, словно он воскрес из мёртвых. Кто-то пал на колени; другие крестились; потом вдруг народ хлынул к нему, крича его имя, стараясь коснуться его.

Высокий и величественный, Лоренцо поднял руки, призывая всех к вниманию.

— Друзья мои, я обращаюсь к вашей доброте и чувству справедливости! Пусть справедливость восторжествует, но должно также и держать себя в руках. Мы не должны карать невиновных.

— Мы отомстим за тебя! — крикнули из толпы.

— Мои раны несерьёзны, прошу вас...

Но Флоренция не желала успокаиваться. Лоренцо исполнил свой долг. Теперь его окружали друзья и стража, охраняя от почтительного пыла подданных.

— Пико! — вскрикнул Лоренцо и обнял подбежавшего к нему Пико делла Мирандолу.

— Все сходят с ума от тревоги, — сказал Пико. — Мы не знали, убит ты или спасся...

— Мы прятались в Дуомо, — сказал Лоренцо.

— Лучше нам укрыть тебя в более безопасном месте, — сказал Пико. — Твоя матушка дома. Она разослала людей по всему городу — искать тебя...

— Она знает о Джулиано?

— Мы подумали, что лучше скрыть это от неё... на время. За Джулиано уже мстят, друг мой. Предатели сокрушены. Горожане забрасывали камнями старого Джакопо Пацци и его войско, пока те не отступили. А сейчас они вешают предателей в Палаццо Синьории.

— Что?!

— Архиепископ пытался взять Синьорию своими силами — с наёмниками и ссыльными из Перуджи.

— Я видел, как архиепископ заблаговременно покинул собор, — сказал Леонардо и тут вспомнил, что Николини последовал за ним.

— Нам надо пойти туда и взглянуть, как идут дела, — сказал Лоренцо.

— Тебе надо пойти домой и успокоить матушку, — возразил Пико. — Флоренции ты нужен живым.

— Я никогда не был нужен Флоренции живым. — Лоренцо подозвал стражу, и все они двинулись к Синьории. По дороге к палаццо Леонардо спросил Пико, не видел ли он Сандро.

— Видел. Он во дворце Медичи, залечивает полученную рану. Ничего опасного, рана поверхностная.

— Каким образом его ранили?

Пико улыбнулся.

— Он сказал, что защищал тебя от нападавшего.

— Я его даже не заметил.

— Скорее уж не заметил, что на тебя напали.

К Синьории они подошли слишком поздно. Мстительная оргия увечий и убийств зашла уже достаточно далеко. Прибытие Лоренцо приветствовала огромная толпа. Люди никак не могли поверить, что он жив. Это было чудом. Они выкрикивали благодарения Деве и не желали ни утихать, ни останавливаться. Голос Лоренцо был заглушён криками: «Кончать с предателями! Palle, palle!» Ему ничего не оставалось, кроме как смотреть, как захваченных в Синьории перуджинцев выбрасывают голыми из окон — на площадь. Потом нашли Франческо Пацци — и, вопящего, кусающегося, истекающего кровью, повесили, содрав одежду, на одном из окон дворца.

— Великолепный, — сказал Пико, — говорят, он был одним из убийц Джулиано.

Лоренцо молча смотрел, как этот человек дёргается на верёвке, содрогаясь в смертных конвульсиях под вопли и хохот толпы. Но когда рядом с ним повесили архиепископа — Лоренцо не сдержался и тоже закричал от восторга.

Падая, архиепископ в гневе и унижении ударил Франческо по шее — и они закачались вместе. По улицам волокли виновных и безвинных. Площадь была усыпана выколотыми глазами и отрезанными ушами, украшена насаженными на пики головами. А против дверей Синьории уже возводилась настоящая виселица.

Девизом этого дня было неистовство. Судя по всему, оно же станет девизом последующих дней.

Когда архиепископ замер в петле и побагровел, на подоконник выволокли Николини. Он стоял недвижно, покуда с него сдирали одежду, и смотрел прямо вперёд, даже когда после сильного тычка повис рядом с архиепископом.

Леонардо, смотревший на эту сцену, оцепенел от ужаса. Если Николини поймали вместе с архиепископом, то, возможно, и Джиневра в опасности... Ему стало страшно и одновременно по-звериному жутко и весело. Он должен идти, должен найти Джиневру и уберечь её от опасности.