— Чертовщина, — ворчал Вяткин, переобуваясь в походные сапоги. Чиновничья дочка, капризна и глупа. Зачем она ему? Он ушел в науку, углубился в дебри старых документов, и столетия отделили его от всех сует на свете. Книги, черепки, камни, старые могильники, древние постройки — вот его стихия.

Лизу Васильковскую Вяткин знал еще с семинарских лет. Семья мелкого чиновника Афанасия Васильковского жила по соседству с учительской семинарией, где тот служил в качестве делопроизводителя. Мать многочисленного семейства умерла где-то в Малороссии, и в доме почти без присмотра резвились четыре молоденькие дочки и два подростка-сына. За хозяйку управлялась старшая из девушек, начинающая учительница приходской школы Оленька. Две другие девочки оканчивали прогимназию, а младшая, Лизанька, гимназию.

Если бы не женитьба ближайшего друга Василия Лаврентьевича — Кирши Иванова на Анночке Васильковской, Вяткин никогда бы о Лизаньке и не вспомнил. И вот поди ж ты…

Шел Василий Лаврентьевич на Афрасиаб и размышлял, а перед глазами его стояло милое лицо Лизы, вызолоченное солнцем, омытое свежим утренним ветром с холмов древнего городища. И словно сливалось оно с тем, другим, античным лицом статуэтки.

Было желание отмахнуться от наваждения. Поэтому он даже обрадовался, встретив на развилке дорог, возле мечети святого Хызра, адъютанта самаркандского губернатора генерала Мединского. Сняв соломенную шляпу, адъютант обнажил мокрый пух волос, прилипших к узкому черепу.

— А я… за вами. То есть хотел вас… предупредить, что генерал просил убедительно провести по памятникам старины его гостей из Ташкента. Генеральша тоже будут…

— Хорошо, — кивнул Вяткин, — найдете меня на том холме.

И ушел, ворча себе под нос: не дают работать!

Эта встреча у Василия Лаврентьевича сегодня была не последней. Порядочно отойдя от города, он увидел разостланный при дороге на траве чапан, на нем лежала старая тюбетейка, на донышке которой блестели мелкие монеты. Видимо, имущество принадлежало какому-нибудь дервишу — собирателю милостыни, на несколько минут отлучившемуся в ближний овражек.

Василий Лаврентьевич бросил в шапку пятак, но вдруг заметил, что все монеты в шапке — старинной чеканки, видимо, разысканные на Афрасиабе, а ситцевый чапан принадлежит его соседу и другу, известному антикварию Эгаму-ходже. Вяткин засмеялся, пятака не вынул и двинулся к облюбованному на сегодня холму. Раздался хохот, способный разбудить всех джиннов Афрасиаба, и на тропу впереди Вяткина вынырнул Эгам-ходжа. Он обнял Василия Лаврентьевича, они вместе посмеялись шутке, поднялись на холм.

— Василь-ака, вы знаете такого подпольного законника Ахмедшина?

— Он служит в аксакалах Кош-хауза? Косой, с бельмом?

— Да. Так вот, он вчера приходил в лавку Мирзо Бобораима, пира цеха Заргарон, и предложил дать губернатору выкуп за землю нашего квартала. Тогда, говорит, он оставит вас в покое и даст бумагу на владение этой землей. Бумагу от судьи, что ли…

— И велик этот выкуп? — спросил Вяткин.

— Мы подсчитали. Если продать все лавки квартала со всем их имуществом, то половину надо будет отдать генералу.

— Иначе говоря, генерал предлагает вам купить собственную землю?

— Да. Но не все из ювелиров и художников могут дать деньги. Многие просто пойдут нищенствовать. Богатые, конечно, лавок не закроют. Они найдут выход, а вся беда падет на головы беднейших.

— Ничего пока никому не платите. Я найду случай поговорить с ташкентским начальством генерала. Ясно вам?

— Да. Пока не платить! — Эгам-ходжа прижал правую руку к сердцу, левую далеко отставил в сторону и поклонился. — Благодарю!

Со стороны дороги послышались бубенцы экипажей, праздничный говор экскурсантов.

Когда полковник Назимов получил распоряжение о поездке в Самарканд, собралась к сестрам и его супруга Клавдия Афанасьевна. Она пожелала принять участие в экскурсии по городу и пикнике, который предполагали устроить в связи с поездкою за город.

Приподняв, чтобы не испачкать, свою серую тафтяную юбку, она не спеша сошла с подножки и остановилась, поджидая вторую даму, свою приятельницу из Ташкента, и сестричку Лизаньку.

Лизанька, одетая в белое в цветочках платье из муслина, резво выпрыгнула из коляски, и все в сопровождении Бориса Николаевича Назимова чинно двинулись к мужчинам.

Спустившись с холма, Василий Лаврентьевич приветствовал экскурсию: он узнал Лизу и все семейство Васильковских-Назимовых, улыбнулся, им и повел по холмам и оврагам Афрасиаба.

Началось волшебство. В воображении туристов на пустом месте вырастали кварталы жилых домов, дворцы правителей, крепости и замки. Шумели базары, кочевники, пахнущие кизячным дымом, полынью и ветром, на взмыленных конях врывались в этот воссозданный воображением художника город, грабили, уводили в полон, рушили и жгли…