И как избавления, я жду мгновения, когда мы сядем рядом, и будем смотреть в глаза друг другу, и не будет между нами холода и вьюги. Хочу, чтобы ты знала - я в жизни жду только это. Я так мало говорил тебе, что люблю. Люблю тебя как дышу. Может быть, в глаза я тебе этого никогда бы не сказал. Я бы про другое думал, и слов нужных не нашёл. Я только сейчас понял - как мы мало говорим друг другу. Это так просто. И так сложно.

А я так давно с тобой не говорил. Теперь кажется, всей жизни будет мало, чтобы сказать всё. Не помню, говорил ли я тебе, как сильно тебя люблю.

Даже сейчас я не могу сказать тебе обо всём. Ты ведь далеко и единственная ниточка, уцелевшая между нами - это письма. Я жду твоих писем каждый день. Даже если знаю, что не придёт письмо - всё равно жду. Ждать - это всё, что я могу сейчас.

Что же ты не пишешь?

Напиши мне ещё.... И я тебе писать буду.

Живу только тобой

Твой Сашка.

" ...К чему размышлять о времени, если ты - само время, если претворяешь мимолётный миг вечности в тепло и жизнь? Мы становимся другими, хотя неспособны удержать не только мир вокруг себя, но даже себя в этом мире. Слепые и не ведающие целого, мы разбиваемся, таем, останавливаемся и поворачиваем вспять. Мы не можем придать форму времени. И что же остаётся? Страдать от бессонницы и пялить глаза в ночную темень. Как только это знание поселяется в тебе, следом тут же приходят вера и надежда, и тогда мы стремимся оделить других любовью..."

Р. Брэдбери "Кто-то страшный к нам идёт"

Необходимое авторское послесловие.

Когда-то тысячу лет назад я откинулся на стуле и отставил в сторону пишущую машинку, доставая последнюю страницу, на которой было одно единственное слово - КОНЕЦ. Дешёвая белая бумага, пишущая машинка "Олимпия" (Нина Андреевна - Вам персональное спасибо, за то что разрешали таскать эту оранжевую стучалку домой), гора использованной копирки, пять до белизны вытертых лент и полтора года времени от первой страницы до этого долгожданного слова. Потом я пошёл на кухню и выпил всё спиртное, какое нашёл в холодильнике. Был месяц май - очень жарко и я пил портвейн в одних плавках и непрерывно курил. Сто страниц моего сочинения лежали на письменном столе. Этот первый вариант я подарил Бозе на День Рождения, второй - черновой, утащила Солнышко, безымянная хиппи, которая умела играть на дудке. Её очень забавляло, что там совсем нет ни рыцарей, ни колдунов, ни ведьм.

С тех пор прошло сто лет одиночества. Я нашёл любовь, и я её потерял. Я как-то незаметно перестал видеться с самыми дорогими моему сердцу людьми. Я окончательно утратил всех старых товарищей по разведке, - нет с ними (тьфу, тьфу, тьфу) ничего не случилось, просто так получилось. Наверное где-то на каком-то своём жизненном вираже я всё-таки не довернул машину, свалившись в штопор. И этот текст - как напоминание оттуда, из моего вечного мая, где можно было сидеть в одних плавках и пить прямо из горлышка дешёвый молдавский портвейн.

Когда я ещё мог летать.

Я переписывал его четыре раза. В том первом варианте не было сносок - они появились намного позже, когда югославскую "Олимпию" заменил комп и друзья достали спрашивать, а кто такие особисты. Я любил эти сорок тысяч слов с лишним, потом я их ненавидел. Удивительно, но сейчас мне всё равно. Этот текст как маленькая жизнь подходит к концу.

А теперь я не знаю, что я хотел сказать вам. Я очень устал.

Эта книга действительно написана для двух девочек.

А теперь я скажу вам то волшебное и вожделенное, о чём я грезил за клавишами пишущей машинки. Потом я пойду напьюсь, чокаясь с зеркалом.

Это

Конец

Владимир "Вовка" Козаченко.

Собачевка, Антрацит, Луганск

1999-2005

<