— ...Наш государь велел передать вам благодарность за присылку инженеров, оказавших армии нашей неоценимые услуги при взятии Азовской крепости.

— Мы рады, что смогли помочь великому государю в его битвах с неверными. Там на полях сражений родилось прекрасное чувство притяжения между нашими народами, и оно должно час от часу крепнуть, и мы, государи, не должны мешать ему в его естественном стремлении к объединению.

«Ах ты, лиса бранденбургская, звон куда метнул».

Однако волновался Пётр напрасно, сии обоюдные любезности ничего не значили в дальнейшем, когда Великое посольство уселось за стол переговоров. Там его послы с завидной стойкостью выдержали натиск бранденбургских министров, настаивавших на письменном договоре о наступательном и оборонительном союзе.

В то время как внизу в одной из комнат шли переговоры, курфюрст и Пётр стояли наверху у окна и любовались фейерверком, взмывавшим в небо в честь Великого посольства.

— Ну как они там, — бормотал курфюрст, — договорятся до чего-нибудь?

— Не беспокойся, дорогой Фридрих, обязательно договорятся, — успокаивал Пётр, тщательно скрывая собственное волнение.

— Ты бы, Питер, хоть сказал бы им.

— Я здесь лицо частное, Фридрих, и стараюсь не вмешиваться в посольские дела. У меня другая задача.

— Какая?

— Как можно больше увидеть, узнать, научиться, дабы нести эти знания моему народу. Понимаешь?

— Понимаю. Кстати, как твоя учёба у инженера фон Штернфельда?

— Великолепно. Я уже сдал практику, не сегодня-завтра сдаю теорию. Скажу тебе честно, он специалист отменный. Научил меня и порох составлять, и высчитывать варианты пушек, мортир при их отливке. Я ему очень благодарен. И дивлюсь, что такой специалист ходит у тебя в подполковниках.

— А сам-то ты? — усмехнулся курфюрст. — Государь великой России, а всего лишь бомбардир или ещё командор.

— По знаниям и звания, дорогой Фридрих. Государь я по рождению, а командор по знаниям. Буду много знать, заслужу делом, даст Бог, и в генералы выйду. А твой Штернфельд у меня бы уже давно генералом был, ей-богу. Он заслуживает.

— Ладно. Уговорил. Присвою ему полковника.

Пётр оказался прав. Великие послы договорились с министрами Фридриха и даже подписали договор. Но не тот, на котором настаивал курфюрст Бранденбургский — не наступательно-оборонительный, а торговый.

Фридрих, узнав, был несколько обескуражен, но Пётр, полуобняв его, утешал:

— Милый Фридрих, ну что тебе эта бумага — договор? Что тебе её, на лоб клеить, что ли? Я думаю, слово государево ценнее всех этих бумажек. А? Ты согласен?

— Ну и что?

— Как что? Я тебе даю слово, что в обиду тебя никому не дам. Ты веришь мне?

— Эх, Питер, ты же частное лицо ныне, сам же говоришь.

— Отринь на миг. Я великий государь России, и вот тебе моё слово: кто нападёт на тебя, станет и моим врагом.

— И шведы?

— И шведы, и англичане, да хоть сам чёрт.

— Но почему ты не хочешь письменно это закрепить?

— Да пока я связан войной с Турцией, я не могу искать себе ещё и второго врага. Дай Бог с одним управиться. Я же не зову тебя: пойдём воевать Турцию.

— Ну, Турция от нас эвон где, — усмехнулся кисло курфюрст, — за тридевять земель.

— Вот видишь, я же это учитываю. Почему же ты не войдёшь в моё положение?

— Ладно, чего уж там, — вздохнул Фридрих.

Пётр поймал руку курфюрста, сжал в своей мозолистой и сильной ладони, мягкую и нежную, тряхнул крепко.

— Вот моё слово, Фридрих. Веришь?

— Верю, верю, Питер, — изморщился курфюрст, пытаясь освободить руку из этих тисков. Пётр сам догадался отпустить её.

На следующий день он явился к Штернфельду аттестоваться по теории.

— Герр Михайлов, если вы ответите на три вопроса без запинки, я более не задержу вас.

— Задавайте, герр подполковник.

— В каких пропорциях составляется порох?

— Семьдесят пять частей селитры, пятнадцать древесного угля и десять частей серы, — отчеканил, не задумываясь, Пётр.

— Какое дерево предпочтительнее для пороходеланья?

— Для пороходеланья надо использовать малоплотные породы, как-то: ива, орешник, тополь, черёмуха, осина, липа в возрасте не моложе двух и не старше десяти лет.

— Для какого калибра орудия предназначено двадцатичетырёхфунтовое ядро?

— Для шестидюймового орудия, господин подполковник.

— А двенадцатифунтовые ядра?

— Для четырёх и восьми десятых дюйма.

— Вполне достаточно, герр Михайлов, пришлите завтра ко мне вашего денщика за аттестатом. Вы обратили внимание, сколько я задал вам вопросов?