Я оставил луну в покое и, обнявшись, мы побежали к рычащему МАЗу, где нас поджидали одна буйная, а другая обомлевшая.

До деревни оказалось совсем не далеко, мы едва успели выпить и закусить.

— Верунь, где здесь пойло продают? — перехватывая управление, кричал Кацо. Веруня предпочитала ездить по прямой и открытой местности.

— Вон в том перекосоебленом доме, — указала чокнутая и плюхнулась мне на колени своей костлявой жопой.

— Вера, прекрати всем гадить, или я останусь здесь, — вдруг выступила, молчавшая всю дорогу, Наташа.

— Че в стогу ночевать будешь со своим кинорежиссером, — взвилась Веруня и больно ущипнула меня за ляжку. Я вогнал ей свой большой палец в анус, прямо через мягкие подштанники.

— У меня в этой деревне тетка живет, понятно тебе, корова! — завелась тихоня.

— Ну, и пиздуй! — расхохоталась интриганка.

— Что?!

— Девочки, у меня есть подходящий консенсус, — встрял я в перепалку и приобнял обе враждующие талии.

— У меня тоже консенсус давно стоит, — добавил Кацо, резко крутанул руль и упер МАЗ в хлипкий забор. Фары высветили убогое жилище. Кацо нажал на клаксон.

Через некоторое время окно распахнулось и выглянула испуганная и заспанная физиономия то ли мужчины, то ли женщины.

— Мужик, давай тащи два пузыря по червонцу! — заорал ему Кацо, выпрыгнув на подножку.

То ли мужик, то ли баба замотал головой и замахал руками.

— Давай не тряси матней, мудила, я с Тюмени в Питер еду! Или сейчас раскатаю твой скворечник по щепкам! — пригрозил Кацо.

Голова исчезла.

— Веруня, подай бабки, — влез в кабину Кацо, — там в фуражке за подкладкой.

И тут из окна вылезло дуло двустволки.

— Ложись! — крикнул я и притянул непутевую голову Кацо к сиденью.

Грохнул выстрел. По кабине как-будто ударило градом. Но стекло не высыпалось, а лишь покрылось все паутиной трещин.

— Нихуя себе, отоварились! — высказался Кацо и врубил заднюю скорость.

МАЗ откатился назад и вывернул на дорогу. Пока Кацо перекидывал рычаг переключения скоростей, Наташа открыла дверцу и выпрыгнула из кабины.

— Эй, ты куда?! — только и успел крикнуть я, но она уже юркнула между домами и исчезла.

А Кацо завершал задуманный им маневр, и МАЗ пятился на ворота своим огромным железным кузовом.

— Партизанэн, стафайся! — вопил Кацо и давил на газ.

Сзади послышался удар, потом скрежет и затем хруст. МАЗ подпрыгнул и вкатился во двор.

— Сейчас я возьму его голыми руками! — прорычал Кацо и скинул с себя рубашку с погонами старшего прапорщика российских военно-воздушных сил. У него были длинные руки, широкие кости и бугристые мышцы. Трицепс не уступал бицепсу по величине. Бледные конечности Веруни обвили загорелую шею Кацо, и она как медуза прилипла к губам моего друга детства.

— Я тащусь от тебя, Колян, — проговорила наконец психопатка, задыхаясь и раздирая в кровь великолепные плечи своими блядскими когтями.

— Кацо, нас окружают, — сказал я и вооружился какой-то железякой, которую нащупал под ногами.

Потом мы дрались с дремучими людьми. Их было много, но все они были пьяные, и мы расшвыряли эту вонючуу кучу, как ветхий хлам. Веруне разодрали кофточку до пупа, и я пару раз припадал к соскам ее крошечных сисек своими разбитыми в кровь губами, пока Кацо добивал противника.

— Съебываем, Колян! — крикнула Веруня, стоя на крыше кабины почиканного дробью МАЗа. — Участковый свет в доме запалил.

Мы экспроприировали бутыль самогона, старенькую двустволку и вязанку вяленой рыбы.

— Веруня, контакт!

Бледная кисть вдавила красную кнопку.

— От винта!

С погашенными фарами мы понеслись по деревне

— А где Натаха? — спросил Кацо, когда мы выехали за околицу и устремились в поля по прямой, как взмах руки, проселочной дороге.

— К тетке пошла, — сказал я и оторвал от связки пахучего леща.

— У нее критические дни, — добавила Веруня и захохотала.

Развалившись в спальнике, распоясавшаяся стерва ворошила непутевую голову моего друга детства своей длинной и тонкой, как прутик, рукой, а босой ногой, вернее большим пальцем босой ноги, ковырялась у меня в ухе. Ее маленькие задиристые сиськи трепыхались на кочках и ухабах российской проселочной дороги.

— Кацо, она ее специально отшила! — крикнул я и открутил лещу башку.

— Да, отшила! А ты уже яйца раскатал?! — хохотала Веруня и тыкала мне в морду своими голыми пятками.