Человек бесшумно привстал, внимательно вглядываясь в лицо Скалы. «У него совсем не злые глаза, мне это просто показалось, они ничего не высматривают. Это печальные глаза, в них усталость очень пожилого человека…»

— У меня к вам предложение, — по-прежнему тихо произносит следователь, — понимаете, у меня такой метод. Я оставлю вас здесь одного. Подумайте хорошенько, а потом постучите в дверь. Я пока побуду у секретаря. У вас есть что курить?

Скала сидит не шевелясь, в голове пусто, словно выметено. «Курить», — сказал следователь. Да, недурно было бы закурить. Скала тянется за сигаретой. Сколько раз, когда у него было скверно на душе, он тянулся к этой белой картонной трубочке… Итак, следователь сказал, что Карла в тюрьме. Нет, не так. Первый секретарь крайкома арестован. «Взят под стражу», — сказал следователь. А какая разница между «арестован» и «взят под стражу»? Не все ли равно: быть под арестом или быть под стражей? Черт побери, какие дурацкие мысли лезут в голову! Начнем сначала. Роберт взят под стражу. Нет, арестован. К дьяволу все это! Чего от меня хотят? Что у меня общего с этой историей?! О чем я должен подумать, что взвесить?

Обжигая пальцы, Скала гасит сигарету в пепельнице. Машинально подув на них, он подбегает к двери и энергично стучит. Дверь открывается не сразу, очень медленно, и так же медленно в комнату входит следователь.

— Ну, как? — коротко произносит он, остановившись перед Скалой. Он выше майора и смотрит на него сверху вниз.

Скалу охватывает непонятная усталость. Словно что-то придавило его, заставляя глядеть снизу вверх. Он садится.

Следователь неслышным шагом осторожно обходит стол и тоже садится.

— Ну, как? — тихо повторяет он без всякого выражения.

— Не знаю. Ничего не знаю, — так же тихо отвечает Скала, — помогите мне разобраться…

Следователь глубоко вздыхает, задумчиво мнет в пальцах сигарету, потом откладывает ее и берет другую.

— Могу ли я спрашивать откровенно? Это тоже мой метод. Открыто. Без хитростей и ловушек.

«Зачем хитрить, к чему ловушки?» — думает Скала, не сводя глаз с лица собеседника.

— Вы разошлись с женой? — слышит он тихий, ровный голос и вздрагивает.

— Я обязан отвечать на этот вопрос?

— Так будет лучше! И хорошо, если вы объясните, почему…

Тишина. «Почему… почему… — повторяет про себя Скала, — почему я должен быть откровенен с ним, должен сказать ему о том, о чем я не говорил даже родной матери и в чем я и сам еще не вполне разобрался…»

— Не забудьте, — невозмутимо продолжает следователь, — что вы уже один раз расходились со своей женой. Больше того! Вы развелись через суд и расстались…

Удивленный, Скала поднимает голову.

— Почему вы мне об этом напоминаете?

— То, что удалось один раз, можно попытаться сделать и во второй… — произносят тонкие губы.

«Как я спокоен, непонятно, почему я так спокоен, — думает Скала. — Мне следовало бы рассердиться, запротестовать, следовало бы…»

— Это неправда, — он с трудом подбирает нужные слова. — Моя жена меня… от себя… словом, это она, а не я…

— Говорите же…

— Говорить нечего, — мрачно отвечает Скала. — Вы же видите, какое у меня лицо. Можете вы понять душу молодой женщины, к которой муж вернулся с войны вот таким?

Человек за столом задумался.

— Попробуем начать с другого конца, — говорит он наконец. — К генералу Новотному вас направил секретарь крайкома?

— Да.

— Вы просили его об этом?

— Нет.

— А ваша жена?

— Собственно говоря… То есть… это не совсем так.

Человек за столом становится внимательнее. Печальные глаза снова настораживаются. Переход так внезапен и так заметен, что это видит даже растерявшийся Скала.

— Не думайте, что я хочу вывернуться! — возмущенно восклицает он. — Мне больно слышать, что вот с этим, — распахнув китель, Скала показал покрытую шрамами от ожогов грудь, — и с этим, — он бьет кулаком по пестрой колодке орденов, — меня спрашивают, каким образом я попал на почетную должность канцелярской крысы в генеральской приемной!

Наступает тишина, а затем происходит такое, от чего у Скалы захватывает дух.

Настороженность в глазах человека за столом потухает, высокая сухая фигура выпрямляется, и следователь тянется к Скале через письменный стол.

— Ты прав, товарищ, — он крепко сжимает плечи Скалы, — извини.

Затем он садится и, сняв телефонную трубку, набирает номер.

— У меня все готово, — докладывает он.

Скала старается не смотреть на ручку, но не может, он видит, как следователь крупным энергичным почерком выводит в углу: «Показания полностью совпадают с материалом расследования». И закорючка. Скала с облегчением поднимается. С сердца его точно камень свалился.

Он хочет проститься со следователем, но дверь открывается. В нее сначала просовывает голову, а потом проскальзывает малорослый молодой человек.

«Дохлятина», — почему-то приходит в голову Скале. Он пристально разглядывает человечка. Впечатление пренеприятное. Голова вошедшего напоминает грушу: широкое темя, покрытое редкими волосами, острый подбородок. Лопухами оттопыриваются прозрачные уши, лицо нездоровое, зеленовато-бледное, неприятные красные глаза слегка навыкате, во рту виднеется золотая коронка на переднем зубе. В общем неприятное, почти отталкивающее лицо.