— Словно по заказу, — продолжает генерал, будто не заметив выкрика, — нашелся офицер, который хорошо зарекомендовал себя во время службы в Советской Армии. Больше того, это был супруг лучшей работницы аппарата крайкома. Квалифицированный товарищ, отличный знаток авиации. Как же секретарю крайкома не ухватиться обеими руками за такую находку? Я не хотел бы об этом говорить, — седовласый генерал хмурит брови, — но у майора Скалы, вероятно, еще живы кое-какие настроения предмюнхенской армии. Не генеральный штаб, не верховное командование, а именно секретарь крайкома направил его на эту должность! Ну да, товарищи, мы сделали это наперекор генеральному штабу, наперекор верховному командованию. Но я верю, что мы поступили правильно.

Генерал садится и чуть дрогнувшей рукой зажигает сигарету.

— Предлагаю исключить! — отрывисто бросает Доудера.

— Предлагаю считать прошедшим проверку, — спокойно повторяет инструктор крайкома и безразлично косит глазом на потолок.

— Желающих выступить больше нет? — растерянно бормочет председатель. — Сначала ставлю на голосование предложение товарища инструктора. Кто за?

Секунда замешательства. Потом поднимается холеная рука в элегантном белом манжете.

Чувствуется, что все облегченно вздохнули. Лес рук поднимается как по команде. Воздержался только Доудера.

— Товарищ! — укоризненно говорит председатель. — Это непринципиально! Коммунист голосует либо за, либо против!

— Так зачем же ты спрашивал, кто воздержался? — не сдается Доудера.

Председатель растерянно ерзает.

— Чтобы точно занести в протокол соотношение голосов, — спешит ему на помощь инструктор крайкома, и в его косящих глазах вспыхивают веселые искорки.

Председатель выпрямляется, а Доудера съеживается.

— Разумеется… — продолжает инструктор, подавляя улыбку, и по его лицу разбегаются морщинки, — я не хочу сказать, что коммунист не имеет права воздержаться при голосовании. Сейчас часто повторяют это, но верно это далеко не всегда.

Теперь в свою очередь ежится председатель, а Доудера расправляет узенькие плечи.

— Однако воздерживаться при голосовании следует лишь в тех случаях, когда вопрос не ясен, — инструктор весело сверкнул глазами.

Председатель и вольнонаемный Доудера замирают в выжидательных позах.

«Ничья!» — думает Доудера.

Но инструктор дружелюбно наклоняется к нему и, явно потешаясь, добавляет:

— Вопрос для тебя, товарищ, был ясен! Ты ведь предлагал исключить!

— Совершенно верно! — со слащавой улыбкой подхватывает председатель и резюмирует, уничтожающе глядя на Доудеру: — Считать майора Скалу проверенным. Принято единогласно при одном воздержавшемся. Поздравляю, товарищ майор.

Затем он спрашивает:

— Нет ли у вас, товарищ инструктор, дополнений?

— Нет, — отвечает инструктор. — У меня только один вопрос к майору. — Председатель жестом дает разрешение. — Товарищ майор, ты рад, что прошел проверку?

Скала сидит удрученный, словно на него свалилось несчастье. Все кружится у него перед глазами. «Оставьте меня в покое, — думает он, — оставьте меня, не трогайте, не мучьте…»

Он останавливает сумрачный взгляд на худощавом лице инструктора. Тот дружелюбно улыбается всеми своими морщинками. Глаза косят удивительно смешно, но излучают столько тепла и доброты, что Скала принимает этот взгляд как якорь спасения.

Неужели так добры все безобразные люди? Или он просто сочувствует ему, Скале, как товарищ по несчастью?

Скала встает и, не сводя взгляда с лица инструктора, тихо отвечает:

— Да, я рад, товарищ.

«Как просто назвать такого человека товарищем, как легко ему отвечать», — думает он.

— Я тоже рад, — говорит инструктор и отводит взгляд.

Что же это такое? Скала встречает восхищенный взгляд старшего лейтенанта из восточной армии. В глазах этого красивого человека с густой темной шевелюрой, слегка седеющей у висков, такое же тепло, как и во взгляде инструктора. Майору улыбается даже… Кто бы вы думали?… Доудера, ей-богу, даже Доудера! В глазах у Скалы снова мутится. Он садится, опустив голову: «Господи, это я плохой, а не они! Я избегаю людей, а не они меня. Мне улыбаются не только безобразные, но и красивые, и улыбаются от всей души».

Словно только что прозревший слепой, он жадно ловит улыбки. Внезапно глаза майора встречают холодный, угрюмый взгляд генерала. Скала смотрит на него в упор, заставляя своего начальника опустить глаза.

— С вами закончено, товарищ майор, — улыбается и председатель. — Пошлите сюда из приемной следующего.

В самом деле! А Скала, кажется, готов сейчас сидеть здесь до утра!

У двери он еще раз оглядывается и улыбается инструктору крайкома, председателю, улыбается и Доудере. И выходит через высокие, обитые войлоком двери.

Какая погода на улице? Есть ли мороз? Приветствуют ли его солдаты? Как смотрят прохожие на его обезображенное лицо? Ничего не замечая, Скала шагает и шагает, переполненный радостью.

Куда это он пришел? Черт возьми, ведь это…

С шумом проносится сверкающий лимузин и стремительно сворачивает за угол. Глухо скрипнули тормоза.

В три прыжка Скала достигает угла. Роберт, с треском захлопнув дверцу автомобиля, исчезает в садике.

На мгновение Скалу ослепляет луч света — автомобиль поворачивает. Скала не успел прийти в себя, а Роберт уже вошел в дом. Должно быть, у него свой ключ или Карла ждала его и открыла дверь сразу же, едва он коснулся звонка?