Шрифт:
Жалобный стон заставил её подпрыгнуть от испуга. Почти сразу подбежала Лейла.
– Что случилось? Ты сделала ему больно?
– Тише, не кричи, – принцесса зажала рот подруге маленькой сухой ладошкой. – Давай перевернем его. Мне кажется, ему стало худо из-за смены позы. Ведь знахарка говорила, чтобы мы старались не тревожить его.
Вдвоем девушки перевернули раненого, укрыв его чистым куском холста и поверх одеялом из шкур. Юноша снова застонал, а потом открыл глаза. Амонет тихо охнула. Она не слышала тяжелых шагов сзади и не видела навившего над ними торса Гая из Гизборна. Огромные зеленовато-прозрачные озера, полные отчаянной боли смотрели на неё с лица, которое казалось лицом ангела. Потом раненый протянул руку.
Гай вздрогнул. Сам не понимая, что делает, он протянул руку и сжал тонкие пальцы аутлоу. Как ни странно, это прикосновение сразу успокоило пленника. Он ответно сжал руку рыцаря в своей и вздохнул с видимым облегчением. Гай опустился на край постели, в смятении глядя на беззащитного врага. Совсем не так он представлял себе их встречу и свою сладкую месть. Он мечтал о том, чтобы заставить этого аутлоу страдать, вкусить все те унижения, что выпали на его собственную долю. Но сейчас, сидя на краю его постели, с ладонью, находящейся в плену слабых пальцев разбойника, врага, сэр рыцарь думал совсем о другом. Он возвращал в памяти собственную боль и отчаянное желание вцепиться вот так в руку, способную защитить его от ненависти и жестокости.
– Господин, – мягкая ладошка легла на его плечо, – ты бледен, присядь, я налью тебе вина.
Он вздрогнул, глядя на Лейлу, которая смотрела на него сочувственно. Затем тяжело опустился, почти рухнул в кресло. Пальцы жгло, словно рука разбойника была раскаленной. Гай поежился, глядя, как сарацинка наливает вино в чистый кубок. Она подала ему кубок и, забирая его, Гай коснулся ненароком её пальчиков. Снова хлестнула горячая, сносящая рассудок волна.
– Присядь, – он обнял талию девушки, заставив её опуститься ему на колено. –Сарацинские женщины мудры и искушены в наслаждениях. Кроме того почти все они- ведьмы, умеющие читать в сердцах людей. Прочти в моем сердце!
Он осушил кубок, глядя на неподвижно замершую девушку. Она казалось, о чем-то глубоко задумалась. Наконец, когда Гай уже отчаялся получить ответ на свой вопрос, она вскинула голову, опалив его взглядом рыжих глаз.
– Ты пытаешься быть жестоким и подлым, хотя это не в твоей природе, – тихо сказала девушка, – ты одинок и тебе тягостно твоё одиночество. Ты пережил личный ад, тебе было очень тяжело. Тебя предавали и поступали с тобой подло…но даже сейчас свет и чистота все ещё в твоем сердце. Ты чище и благороднее многих из тех, кого видели мои глаза…
Гай молча смотрел на сарацинку, потрясенный тем, как глубоко она заглянула. Словно сунула руку в самые глубокие темницы его измученной души и вытащила клубок извивающихся червей и змей, точивший её изнутри. Словно поняв, как сильно зацепила его, девушка протянула ладошку и нежно погладила Гизборна по волосам.
– Не старайся быть хуже, чем ты на самом деле есть. Просто будь собой, мой господин…отпусти своих призраков и демонов. И ты поймешь, что есть не только ненависть и злоба людская, но и искренняя любовь и привязанность.
Она едва успела встать с его колена, как он вскочил, отбросив ногой зазвеневший об пол кубок.
Он схватил девушку в объятия и прежде, чем она успела опомниться, жадно впился в её губы.
К вечеру разбойнику стало хуже. Он метался и бредил, звал кого-то, видимо, друзей. Пришедший по просьбе Лейлы Гизборн непонимающе уставился на девушку.
Она бросила на него усталый взгляд.
– Просто присядь и подержи его за руку. Мы не должны пренебрегать ничем, чтобы успокоить его. Однажды это помогло…
Гай был совершенно неуверен в том, что это поможет снова. Но видимо, какими-то фибрами души аутлоу уловил его присутствие и открыл глаза. Огромные, казавшиеся омутами на исхудалом, обтянутом исцарапанной кожей лице, они притягивали, сводили с ума, в них Гай словно видел себя маленького, беззащитного перед чужой ненавистью. Словно в каком-то безумном наитии он схватил руку врага, стиснув тонкие горячие пальцы, и ощутил ответное пожатие. Разбойник дышал хрипло, периодически срываясь на стоны и невнятные мольбы. Гай положил руку ему на грудь, поглаживая, как это делала днем раньше Амонет. И постепенно разбойник успокоился. Обе сарацинки метались как на пожаре, меняя воду, обкладывая пылающее тело юноши мокрыми тряпками, чтобы сбить жар. А Гай сидел, сам не свой от душевной боли, от всплывших горьких воспоминаний.