Шрифт:
Было уже глубоко за полночь, когда жар спал, и измученные девушки повалились на свою подстилку. Гай не стал будить их. Не раздеваясь, он прилег на край разбойничьей постели и почти сразу же уснул. Сны его были тревожны и возвращали в прошлое. Вот он снова прибегает к матери, ища утешения, а натыкаясь лишь на страх и эгоизм. А вот сэр Эдмонд бросает его на копну сена, поудобнее перехватывая плеть. И снова эти жуткие глаза, холодные, безразличные глаза матери…
====== 3. Дни в Ноттингеме. Сарацинские ангелы. Ангел для Гизборна. ======
Гай застонал и проснулся. Опять! Эти чертовы кошмары, наверное, никогда его не оставят. Он обессилено уткнулся носом в плечо тихо похрипывающего разбойника. И едва не подпрыгнул, ощутив прикосновение. Слабая, бесконечно слабая рука неловко гладила его по плечу, словно утешая. Гая затрясло. Он смотрел на разбойника в тусклом неверном свете почти угасшего камина и нарождающегося утра. Глаза Локсли были полуоткрыты, он чуть повернул голову, глядя на Гизборна расфокусированным безвольным взглядом младенца…и мягко гладя его по плечу, словно успокаивая. Гай перехватил его руку, оторвав от своего плеча. Разбойник никак не прореагировал. Гай положил руку на грудь парню и поднялся с ложа.
Светало. Тело ныло от усталости. Гизборн подошел к спящим вповалку девушкам и наклонился, тронув плечо Лейлы. Она проснулась мгновенно, глядя на него немного всполошено.
– Идем…
Они вышли из комнаты, очутившись в холодном коридоре. Девушка поежилась, обхватив плечи ладошкам
и и переминаясь с ноги на ногу.
– Чем я могу быть полезной, господин?
Гай неожиданно для себя погладил её по пышным волосам.
– Мне сегодня придется уехать. Оставляю на тебя этого…йомена…и…
Он замялся, сверля взглядом свои сапоги. Мягкая ладошка тронула его лицо.
– Ты странный, мой господин, – нежно сказала Лейла, глядя на него своими обжигающими глазами. –Столько ненависти и боли…но это лишь корка…всего лишь корка на кровоточащей ране…она сойдет, дай только время…
– Освободиться трудно, – Лейла неожиданно подалась ему навстречу, стоя почти вплотную. –Но если смягчить корку, то снимется она легче…и без боли…
Он не помнил, как она вдруг очутилась в его объятиях, был только мир, собравшийся в единую точку- её мягкие нежные губы, такие сладкие, такие удивительно…добрые…и её нежные руки, обвивающие его шею…
Ему показалось, что прошла вечность прежде, чем они снова смогли воспринимать ,окружающее. Он продолжал держать её в объятиях, прижимая к себе. Она погладила его по отросшим волосам.
– Приятно понять, что я не ошиблась, – прошептала она в его дрожащие губы, всё ещё хранящие вкус её губ. –Иди…и да хранит тебя Аллах, господин мой…
В её объятиях ему было так спокойно, как не было никогда до сих пор. Он нехотя опустил её на пол.
– Я велю исполнять твои поручения и любое твоё требование будет выполнено, – произнёс Гай, наконец сумев взять себя в руки. –Пока меня не будет, ты ни в чем не получишь отказа.
– Благодарю, мой господин, – мягко улыбнулась девушка, – слишком много для жалкой рабыни…слишком большая честь…
Шли дни. Гай старался проводить как можно больше времени в своей берлоге, ставшей внезапно самым уютным и теплым местом в мире. Лейла смотрела на него теплыми глазами-солнышками, от этого взгляда у бедняги все внутри обрывалось и сердце начинало гулко колотиться, выстукивая её имя «Лей-ла, Лей-ла». Однако, вскоре ему снова пришлось отлучиться надолго. Почти седьмицу его не было в Ноттингеме.
Робин из Локсли понемногу выходил из того жуткого состояния, в которое его ввергла травма и перенесенное потрясение. Спустя десять дней он уже мог сидеть и самостоятельно есть похлебку, которую отменно варила Амонет. Пухленькая сарацинка старалась как могла порадовать чем-нибудь вкусненьким красивого юношу, который, несмотря на болезнь и лишение роскошной шевелюры казался ей удивительным. Она как могла старалась расшевелить и развеселить его.
И бедняга Гай, вернувшийся домой и первым делом поспешивший наверх, застал потрясающую картину. Отбивая ритм на деревянном ведерке, что-то напевая, сидела у камина Лейла, а полненькая Амонет танцевала посреди комнаты практически нагишом, как-то по – особому потряхивая бедрами, в одной нижней юбке и с распущенными волосами, прикрывающими пышные прелести. Гай застыл с разинутым ртом и отпавшей челюстью, пока Лейла не заметила его и не выронила импровизированный бубен. В рыжих глазах мелькнула самая откровенная ревность. Что-то резко рявкнув подруге, принцесса резво подбежала к Гизборну.