— Тебе не нравится быть простым. Я знаю, как ты любишь произвести эффект, мой дорогой братец. Ты наверняка дразнил её и заставил умолять и плакать. Ты убил её младенца…

— Она ничего не сделала, — мягко прервал её Джейме. Она приподняла брови и убрала свою руку из его ладони.

— Ничего?

— Ничего.

Это огорчило её. Она фыркнула, отвернулась и подошла к своему письменному столу. Нет, не своему; короля, напомнил себе Джейме. Это были покои короля, с красными покрывалами и чёрными гобеленами, этим богато украшенным столом и инициалами их с Лианной имён в камине — букв Р и Л, переплетённых друг с другом.

Серсея вынула чистый лист бумаги и окунула перо в чернильницу, несколько раз звякнув им о края.

— Я еду домой, — сказал Джейме словно сквозь стеклянную завесу.

— Домой? — рассеянно переспросила сестра.

— В Утёс Кастерли. — Серсея больше ничего не сказала, слишком занятая письмом. Джейме продолжал: — Повидаю нашего брата.

Это привлекло её внимание. Она сморщила нос и усмехнулась, но бумаги её глаза не оставили.

— Зачем тебе это? — с презрением спросила она.

— Потому что я хочу, — прямо ответил он. Серсея не реагировала, она только писала и писала, и боги знали, кому. Но ему хотелось, чтобы она говорила, хотелось, чтобы показала какие-то чувства, кроме возбуждения от хорошо выполненной им работы. Джейме хотелось, чтобы она касалась его, целовала, обнимала и разговаривала, а не игнорировала.

— Разве Рейгар позволил тебе уехать? — всё, что она сказала, не предложив ничего вместо этого.

— Да.

— Обязательно увидься с отцом, прежде чем ехать.

— Может быть.

— Ну хорошо.

«Хорошо, сир Джейме», сказала она, и он чувствовал, как она заставляет не дрожать свой голос. «Делай то, что принесёт тебе мир».

Скрип пера по бумаге заполнил комнату. Металл его, казалось, выцарапывал в его голове слова, предназначенные не для него. Джейме знал, что должен уйти и освободиться от удушающего безразличия сестры и всей этой суматохи. Но что-то заставило его остаться. Возможно, это был вес его доспехов, тяжелее, чем кто бы то ни был.

— Ты хочешь, чтобы я уехал? — услышал он свой, показавшийся чужим, голос словно со стороны. Сестра коротко взглянула на него своими яркими зелёными глазами и опустила их обратно. — Скажи слово, Серсея, и я останусь. — Его сердце застучало быстрее, скача, словно лошадь, где-то в горле. Ладони вспотели, губы задрожали, глаза затуманились; он волновался так, что впору было умереть.

— Тебе не обязательно оставаться, — сказала она, слегка пожав плечами. — Рейгар обязательно скоро вернётся. Он пообещал, что вернётся до моих родов.

— Ты хочешь, чтобы я был здесь? — задал Джейме тот же вопрос по-другому, надеясь услышать правильный ответ, а не имя Рейгара.

Она несколько раздражилась и сузила глаза.

— Джейме, делай, что хочешь. Следующие недели я буду очень занята, и у меня не будет на тебя много времени.

Джейме сделался словно прошлогодним платьем, которое выбросили или отдали кому-то менее удачливому. Он не был её близнецом, её подобием или даже её братом. Он был удобен. Он был ничем.

— Значит, ты хочешь, чтобы я ушёл? — снова спросил Джейме, и, казалось, стены рушатся, бледно-розовые камни падают к полам её розового платья, чуть не выбивая розовый флакон из её руки. Всё вокруг рушилось, разбивался его мир, и в центре его сидела Серсея, холодная, недвижимая, привязанная к своему месту любовью к другому, в то время как Джейме был обречён любить её вечно.

Серсея, казалось, не замечала этого и даже не услышала его. Она только писала, единственная королева Вестероса, незаконная королева. Джейме закрыл глаза и повернулся, зашагав к двери.

— Тогда я пойду, — выдохнул он чуть ли не шёпотом. Ни одного слова не донеслось до него. Ни одна рука не удержала его. Она отпустила его, и Джейме пошёл.

Ноги принесли его в подвал Башни Белого Меча, где в ряд стояли семь манекенов. Джейме по частям снял свою броню, медленно и сознательно освобождая себя от всего её сокрушающего веса, поместив каждую её часть на один из манекенов, но меч оставив у себя на боку. Он отступил назад, чтобы полюбоваться невредимыми, необгоревшими, чистыми доспехами словно из свежевыпавшего снега. Это была броня, которую он носил каждый день в течение шести лет, броня, выражающая честь, но подразумевающая насмешку над его отцом. Эту броню он носил, стоя у покоев королевы Рейлы, когда её насиловал муж; эту броню он носил, когда лорд Старк сгорел, а его сын Брандон задохнулся; в этой броне он смотрел в зелёное пламя и видел, как горят женщина и её дети. Эту броню он носил той ночью с Лианной, и в ней отражалось лицо её сына. Он отвернулся от неё и зашагал вверх в Круглую палату.

Слава богам, она была пуста. На белом, из белого дерева, столе посреди этой белой комнаты лежала белая Книга братьев. Он открыл где-то посередине свою страницу, вытащил перо из чернильницы и написал: «Убил королеву Лианну Старк и её детей, Джона Таргариена и Элию Таргариен». Он не смотрел другие достижения. Они были не важны.

Затем он достал чистый лист, набросал на нём несколько предложений, подписал его и смотрел на буквы, пока подсыхали чернила. После он свернул его и положил к себе в дублет.