Между тем такое неумеренное восхваление, носившее иногда формальный и поверхностный характер, критически воспринималось даже теми, кто действительно много сделал для защиты своего города. «Газеты и радио ежедневно поют дифирамбы ленинградцам. Пора бы несколько убавить тон, – комментировал в своем дневнике эту кампанию главный инженер завода «Судомех» В. Ф. Чекризов. – Вот манера, как возьмутся хвалить, то до бесчувствия будут делать. “Ленинградцы герои, ленинградцы пример, ленинградцы гордость” и т. д, и т. д. Ну, верно, трудно было, да и теперь нелегко в Ленинграде. Много невзгод пережили, отстояли город, но зачем же каждый день дифирамбы? Похвалили два, три раза и хватит. По существу, на месте ленинградцев, на месте меня, Сергея и других, окружающих меня, все делали бы то же самое. Бытие определяет сознание. Лучше больше о недостатках писали бы и говорили, а их еще немало…» [174] .

Ольга Берггольц «пробила» свою «Ленинградскую поэму» в бесконечных хождениях и спорах с партийными идеологами А. И. Махановым и Н. Д. Шумиловым [175] . Сыграла роль ее известность, завоеванная в «смертное время». 21 июля 1942 г. она читала «Ленинградскую поэму» по радио, а 24 и 25 июля 1942 г. поэма была напечатана в «Ленинградской правде». Берггольц с гордостью писала в те дни в своем дневнике: «Меня знают в Ленинграде почти повсюду» [176] . И это была правда, с которой не могло не считаться партийное руководство, стремившееся держать «на контроле» всех и вся.

Заметными событием в культурной жизни блокированного города стала выставка работ ленинградских художников «Ленинград в Отечественной войне», которая открылась 12 июля 1942 г. в залах Ленинградского союза художников. Но она отличалась от предшествующей выставки, устроенной ленинградскими художниками в январе 1942 г.: на ней почти не было представлено тех картин, которые были написаны зимой 1941–1942 г. с блокадной натуры прямо на улицах города, казавшихся со стороны «странными и жуткими». Многие работы с июльской выставки ленинградских художников были затем показаны на передвижных выставках, организованных в госпиталях и частях Красной Армии [177] .

12 июля 1942 г. в Ленинградском Доме Красной Армии состоялся юбилейный – пятисотый за время войны – концерт популярной певицы К. И. Шульженко. За это время она побывала с концертной бригадой Дома Красной Армии во многих частях Ленинградского фронта.

28 июля 1942 г. исполнился год с начала работы фронтовой редакции Ленинградского радиокомитета в частях и подразделениях Красной Армии и Краснознаменного Балтийского флота. За это время машина фронтовой редакции больше 100 раз выезжала на фронт. Были записаны сотни выступлений бойцов и командиров, митингов, боевых эпизодов. Были переданы в радиоэфир специальные передачи «Беседы с партизанами», «Танкисты», «Истребители», «Вручение орденов героям боев с немецкими оккупантами», а также письма бойцов, командиров и политработников [178] .

29 июля 1942 г. Исполком Ленгорсовета принял постановление «О предоставлении Публичной библиотеке (ГПБ) права получения библиотек и литературы, как бесхозных, так и из состава вымороченного имущества», которое явилось признанием самоотверженного труда сотрудников Публичной библиотеки по спасению книжных собраний в блокированном городе. М. В. Машкова, возглавлявшая это направление в комплектовании Публичной библиотеки, вспоминала: «Если кто-то из них [книжников] умирал, эвакуировался или попадал в больницу, Библиотека стремилась получить их книжные собрания. В нашем ведении были также библиотеки репрессированных, в том числе Выготский, Радлов, чьи имена находились под жестким запретом… О бесхозных коллекциях нам нередко сообщали посторонние люди. Как-то приехали красноармейцы и сгрузили с машины книги, сами отнесли их в наш выставочный зал. Я пришла и ахнула: “Бертельс, Файнштейн”. Собрание известного востоковеда Бертельса мы берегли, не распыляли» [179] .

Характеризуя сложившуюся в блокированном Ленинграде в июне-июле 1942 г. ситуацию, немецкая военная разведка сообщала «об удивительно нормальной жизни» в городе. В подтверждение она приводила такие факты: «… В городе работали несколько театров, публичная библиотека, 27 кинотеатров, посещаемость которых в июле была равна 75 тысяч зрителей. Особенно популярной была выставка “Отечественная война”, на которой демонстрировались военные трофеи, а также изображения зверств немцев в отношении русских…» [180] . В этом сообщении ничего не говорилось о том, что «нормальная жизнь» в осажденном Ленинграде проходила под аккомпанемент немецкой артиллерии, в нем также отсутствовал факт, имевший для ленинградцев моральное значение. 26 июля 1942 г., в день Военно-Морского флота, по Невскому проспекту под конвоем красноармейцев прошли несколько сот немецких военнопленных. Мечтавшие год назад войти в Санкт-Петербург в роли победителей, теперь они, небритые, грязные, оборванные, производили жалкое впечатление.

Со своей стороны Управление НКВД по Ленинграду и области в очередном спецсообщении своему руководству в Москве информировало, что обстановка в городе улучшается с каждым месяцем: «В июле месяце перебоев в снабжении населения Ленинграда продуктами питания не было. Продуктовые карточки отоварены полностью… В целях бесперебойного снабжения продовольствием в городе созданы запасы продуктов, которые составляют: муки – 39 тыс. 189 тонн, крупы – 7 тыс. 616 тонн, масла – 2 тыс. 671 тонна, мяса – 742 тонны, жиров – 519 тонн. Основными продуктами питания – мукой и крупой – город обеспечен на 2,5–3 месяца» [181] .

В самом деле, в июле 1942 г. Ленинград мог чувствовать себя увереннее как в отношении своей обороноспособности, так и продовольственного обеспечения, но его судьба по-прежнему зависела от многих постоянно изменяющихся факторов – положения на советско-германском фронте, планов Ставки ВГК и верховного командования вермахта, соотношения сил и возможностей для того, чтобы вырваться из вражеской блокады.

Из блокадного дневника старшего бухгалтера Института легкой промышленности Н. П. Горшкова 1942 год. Июль.