Толпа была в ахуе. Все смотрели на нас и тихо перешептывались между собой. Я бросил свирепый взгляд на Ричарда: он лежал на спине, кашлял, стонал от боли, как и я, и хватался за свежие раны. Мне не было его жаль — хотелось вломить еще, — но я понимал, что сил у меня больше нет.

— Тэхен… — Моника опустилась рядом со мной на колени и жалостливо прошлась по мне взглядом. — Господи, ты выглядишь ужасно. Может, скорую вызвать? Как ты себя чувствуешь?

— Охуенно! — ухмыльнувшись, я сплюнул сгусток крови и перевернулся на спину. Моргать, дышать, шевелиться было больно. Жить было больно! — Почему ты ушла с ним? Какого черта вообще?!

— Ты пропал с Барбарой, Тэхен, и Ричард составил мне компанию, — Мон аккуратно вытерла грязь с моей шеи, стараясь не задеть раны. — Он предложил прогуляться, подышать воздухом, но я не ожидала, что он так поступит.

— Тебе не надо было с ним никуда уходить! Разве ты не знаешь, что мы все думаем только членом?! Он звал тебя подышать воздухом, а сам мечтал трахнуть тебя! Какая же ты дура, Мон! — я хоть и кричал, но давалось мне это с трудом. Нервов не хватало, как и сил и терпения. Глянув на девушку, я увидел, как она тихо плачет и быстро вытирает слезы, не желая, чтобы я их видел.

— Но ты же не такой… Ты заботишься обо мне, — сказала она, и после этих слов заболело и сердце.

— Потому что это ты. Все дело только в тебе, — прохрипел я и попытался встать.

Моника помогла мне подняться с земли, отряхнула меня и не дала мне упасть обратно. Пиздец как было больно стоять! Было ощущение, что мое тело засунули в Железную Деву. Кто-то предложил помощь: таблетки, врачи или «Оставайтесь здесь, утром вернетесь», но я отказался. Не было ни малейшего желания проводить хоть минуту в этом доме. Пьяная Барбара и Ебанутый Ричард убили все веселое настроение. В душе я винил только себя и понимал, что если бы я не покидал Монику, ничего бы не случилось, но снаружи я показывал, как всех ненавижу и обвиняю.

Снова побитый и злой, я поковылял в сторону уже такого родного дома. Моника шла рядом, держа в одной руке свои туфли, а второй помогала мне не встретиться в который раз с асфальтом. Через колкий стыд я опирался на нее, такую маленькую и хрупкую, и хромал, как старый пес. Я старался не касаться темы драки и вообще всего, что было с нею связано, но на середине пути меня разбомбило.

— Тварь! — зашипел я. — Ну какая же свинья! Как вспомню, что он касался твоего тела, и представлю, что он хотел с тобой сделать, меня аж выворачивает. Уебок… Хочешь, я убью его ради тебя?

— Не надо никого убивать, Тэхен, все уже в прошлом, — ответила Моника, придерживая меня за бок. — Тебе бы в больницу…

Она была права. Плечо ныло так, будто его вывернули, голова кружилась и болела, а в теле стояла такая ломота, что легче было выкинуть его и приобрести новое. Но я был слишком горд и упрям, чтобы соглашаться, и поэтому отказался от предложения. В крайнем случае, если станет совсем херово, утром схожу в городскую больницу. Пусть перебинтуют несчастного калеку и дадут пару пилюль — буду как новенький.

Моника остановилась. Сначала я подумал, что она устала тащить на себе мою тушку и решила передохнуть, но она откинулась к стене закрытого продуктового магазина и схватилась за голову. Она жмурилась, быстро дышала и сгибалась, будто у нее тоже все болит.

— Мон? — тихо позвал я, рукой касаясь ее плеча. — Что случилось? Тот козел сделал тебе больно? Он бил тебя?

— Нет… Кажется, опять начинается… — прошептала она, и я осознал весь пиздец ситуации: сейчас у нее случится приступ, но ни таблеток, ни людей, ни больниц рядом не было, а от меня в подобном состоянии пользы было как от дырявого ботинка. Ночка удалась…

Я даже не был удивлен. Все дерьмо, которое может случиться, случилось, и такое регулярно происходило в моей жизни. Барбара нажралась, Монику чуть не изнасиловали, я ввязался в драку и еле передвигал ногами после нее и сейчас, когда на улице ночь и никого нет, у Мон случится приступ. Господи, ты издеваешься надо мной?! Ты так меня не любишь?! Пойти что ли в монастырь грехи замаливать…

Я не знал, по какому номеру вызывать местную скорую помощь, и спросил у Моники, которая глубоко дышала и была уже на пределе. Она молчала и не хотела мне отвечать, тогда мне пришлось повысить на нее голос. Девушка испуганно посмотрела на мое злое лицо и с паузами в речи продиктовала цифры.

— Тихо, не бойся, я с тобой. Сейчас приедут врачи, — сев прямо на грязную и холодную землю, я усадил Монику к себе на колени и осторожно обнял. Мне было больно держать ее у себя, но я старался не показывать этого, ибо в данные минуты ей было гораздо тяжелее.

Когда ее начало трясти, я через силу прижал Мон к себе и, жмурясь, начал покачиваться вперед-назад, чтобы хоть как-то ее успокоить. Я шептал ей на ухо, что все будет хорошо, гладил ее окровавленными руками по волосам и тыкался носом в ее дрожащее плечо. Как же было херово… Словами не передать. Я, побитый и грязный, сижу в переулке посреди ночи и держу в руках девушку, у которой начинается эпилепсия. Хуже не придумаешь.