Я чувствовал, как по моему лицу катились не только теплые струи воды, но и горячие слезы. Тряпка! Сначала ударил девушку, потом расплакался в душе. Какой из меня мужик? Я ни на что не годен. Правильно Шерил говорила, что я тупой козел. И за что такого урода, как я, любит Эмбер? Несчастная дурочка… Вляпалась бедняга. Я надеялся, что в ее жизни появится кто-то более достойный.

Смахнув с лица остатки своей слабости, я выпрямился и только сделал глубокий вздох, как к горлу подступила тошнота. Твою мать, да что же это со мной такое?! Я не узнавал себя. Становилось только хуже и хуже. Из меня лезло наружу то, что я так отчаянно сдерживал.

Я стоял на коленях, хватаясь за живот, и дергался от тошноты. Горький привкус желчи во рту травил не хуже любого яда. На какой-то момент мне показалось, что я выплюнул все свои внутренние органы. Хотелось лечь и никого не видеть, спрятаться ото всех и просто побыть одному наедине со своей чернотой. Я ощущал себя больным, подстреленным животным, которое уползло под куст и несчастно скулило от собственной беспомощности…

Лишь спустя час я вышел из ванной комнаты. Легкое ощущение свежести давало небольшую надежду на улучшение внутреннего состояния, но слабость и боли во всем теле притупляли его. Крепкий стержень, до сего момента державший меня в тонусе, размяк и позволил мне превратиться в тряпичную куклу мужского пола. Батарейка села, блеск в глазах угас, а желание бесконечно кутить и веселиться вообще пропало где-то в бездне отчаяния и смирения.

В гостиной я застал Монику. Она складывала плед, под которым я лежал, и собирала разбросанные вещи — перевернутый мною столик уже стоял в прежнем положении на своем месте. Как только я ее увидел, я без предупреждения направился в ее сторону, желая обнять ее, прижать к себе и не отпускать. Я сам не знал, откуда во мне вспыхнули такие чувства, но это было единственное, чего я хотел.

Увидев меня, Моника застыла, не понимая, что происходит, но когда мои руки обвили ее тело, она выронила плед, громко вздохнула и обняла меня в ответ. Я сжимал девушку, боясь, что она исчезнет, тыкался носом в ее шею, совсем как ребенок, и чувствовал свою слабость перед ней. Она, сильный человек, стойко переживающий все уколы судьбы в виде странной болезни, и я, ни на что не годный паренек, который час назад расплакался в душе. Неправильное, но такое контрастное сочетание.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, и когда Мон захотела отстраниться, я притянул ее обратно к себе. — Нет, не уходи, давай еще постоим вот так.

— Все хорошо, — она вздохнула, снова устраивая свои руки на моей пояснице. — Что тут произошло? Почему стол был перевернут?

Я не ответил. Мне не хотелось позориться перед Моникой и рассказывать, как Барбара пыталась меня соблазнить, а после я ее ударил. Это было выше моих сил… Я мог бы опустить тему и сделать то, что планировал — спросить у Мон насчет ее болезни и не отпускать ее до тех пор, пока она мне не ответит, но ни сил, ни желания у меня не было.

— Тэхен, я хотела бы побыть одна… Больница сильно вымотала меня, — Моника ненавязчиво вынырнула из моих рук и с жалостью посмотрела на меня. — Спасибо, что был рядом со мной. Доктор сказал, что ты сидел возле палаты до утра и не хотел уходить.

— Я бы и дальше сидел, но меня прогнали.

— Я знаю… — девушка встала на носочки и совсем невесомо поцеловала меня в щеку. — Еще раз спасибо.

Она ушла на второй этаж в свою комнату, оставляя меня одного. Даже если бы Моника не ушла, я все равно чувствовал себя самым одиноким человеком на земле. И не просто одиноким, а бесполезным и никому не нужным.

Я не стал мешать Монике, задерживая ее, и тоже решил перевести дух: взяв сигареты и книгу, которую я никак не мог дочитать, я вышел на улицу, устраиваясь на ступеньках, что вели к входной двери, и погрузился в чтение, сопровождая полезный процесс таким неполезным курением.

Безумный Фауст. Умнейший человек, гениальный ученый, взбесившийся со скуки, решил заключить сделку с Мефистофелем — продать ему душу, лишь бы понять, как появилось все то, что нас окружает. Он хотел знать больше, чем это возможно в принципе. На кой черт ему этот геморрой? В мире есть такие вещи, познать которые человек не в силе и в которые не стоит совать свой любопытный нос. Фауст рискнул, и я надеялся, что не зря. Впереди еще много страниц неизвестности.

Я потерял счет сигаретам — пачка заканчивалась, а я все курил и читал, читал и курил. Нормальное состояние постепенно возвращалось ко мне, и я начинал чувствовать себя живым. Вот оно, доступное и действующее лекарство, которое доступно каждому, кто хочет привести себя в порядок. Одиночество, книга и сигареты. Звучит банально, изъезжено вдоль и поперек, но зато проверено на собственном опыте.

Я бы сидел так дальше, не замечая ничего вокруг себя, если бы вечером не вернулась Саманта. Она выглядела похорошевшей и счастливой. Как будто побывала в салоне красоты или в дорогом женском бутике.

— Тэхен? — спросила весело она, заходя на территорию через калитку. — Ты чего тут сидишь такой грустный?

— Читаю, — пожав плечами, я сделал последнюю затяжку и выкинул окурок куда-то в траву.

— Ну пошли в дом, — Саманта поправила красивые кудри и с видом самой счастливой женщины открыла дверь.

К тому моменту Моника уже проснулась и хозяйничала на кухне. Стоял дивный, аппетитный запах еды — во мне взыграло огромное желание перекусить, ведь я ничего не ел хер знает сколько времени. Желудок, который был пуст на все сто процентов, требовательно загудел подобно брачному вою кита.