Позднее В. Фредерик более четко сформулировал свое отношение к развитию концепции КСО, выделив в нем «две большие волны» [Frederick, 1986, p. 130]. Первая началась в первой половине 1950-х гг. и завершилась к середине 1970-х. Основным направлением исследований в рамках первой волны была корпоративная социальная ответственность – КСО (CSR-1). Начало второй волны на заре 1970-х гг. совпало со спадом первой, к середине 1980-х гг., впрочем, все еще не утратившей свого значения. Исследователи второй волны концентрировались преимущественно на корпоративной социальной восприимчивости – КСВ (CSR-2). Кроме того, В. Фредерик четко соотнес первую волну с преимущественно нормативными исследованиями, а вторую – с ценностно-нейтральными:, относящимися к позитивной науке [Frederick, 1986, p. 130-131]. При этом представляется особо важным, что, проанализировав содержательные аспекты двух волн, В. Фредерик пришел к выводу о недостаточности дискретного использования соответствующих подходов. С одной стороны, в трактовках КСО начал возникать очевидный позитивистский перекос. [38] С другой стороны, «после крайне плодотворного десятилетия, в ходе которого теория корпоративной социальной восприимчивости была подробно проработана второй волной исследователей, проблематика отношений бизнеса и общества находилась примерно в том же состоянии, в каком она пребывала в начале периода пристального внимания к нормативным аспектам бизнес-операций» [Frederick, 1986, p. 133]. Иными словами, вторая волна исследований КСО не сняла внутренне присущих этой концепции противоречий.

Таким образом, в ходе дискуссии о корпоративной социальной восприимчивости в 1970-1980 гг. подходы к ее сущности, содержанию и месту в эволюции концепции КСО были значительно развиты и уточнены (табл. 6).

Таблица 6. Основные подходы к сущности корпоративной социальной восприимчивости и ее концептуальному соотношению с корпоративной социальной ответственностью

Дебаты о принципах КСО, тяготеющие к известной схоластичности, были дополнены исследовательской программой с ясно очерченным полем эмпирических исследований. Как справедливо подчеркивал Р. Странд, «организационная адаптация к социальной среде не представляет собой порождающего дебаты нормативного вопроса, она является областью научного исследования» [Strand, 1983, p. 90]. В то же время достаточно очевидно обозначилась необходимость дальнейшего развития концепции КСО по пути совмещения нормативного подхода с дескриптивным и инструментальным. На повестку дня встало создание некой синтетической концепции, способной обеспечить комплексное решение теоретических проблем и вооружить практиков соответствующим инструментарием. Именно построение подобной концепции стало основным содержанием следующего этапа эволюции концепции КСО.

Логичным этапом эволюции концепции КСО стали попытки создания комплексной модели, включающей в себя ранее выработанные концепции в качестве элементов, а также интегрирующей подходы, характерные для нормативной и позитивной наук. В 1980-1990 гг. концепция развивалась в направлении парадигмы, позволяющей, во-первых, проводить научные исследования в рамках «нормальной науки» и, во-вторых, обеспечивающей практическую применимость результатов этих исследований для бизнеса.

Наиболее детальное обоснование необходимости поиска парадигмы было предложено Т. Джонсом. Нетривиальные трактовки развития концепции КСО были разработаны Э. Эпштайном и В. Фредериком. Наиболее востребованной как научным сообществом, так и деловыми кругами, оказалась, впрочем, модель, воплощенная в концепции корпоративной социальной деятельности (corporate social performance – CSP). Эта концепция, последовательно разрабатываемая С. Сети, А. Кероллом, С. Вартиком и Ф. Кохреном, нашла свое законченное воплощение в работах Д. Вуд и Д. Свансон.

Т. Джонс, сопоставляя состояние исследований взаимоотношений бизнеса и общества с критериями парадигмы, сформулированными видным представителем постпозитивизма Т. Куном, отметил их полное несоответствие. Во-первых, по состоянию на начало 1980-х гг. все еще отсутствовали общепринятые интегрированные концепции. Во-вторых, не существовало общепринятых, «ортодоксальных» для данной области теорий, методов и ценностей, что в значительной степени было обусловлено бессистемным использованием экономических, политологических, социологических и правовых подходов; не существовало и теории организаций. В-третьих, соответственно, не существовало модели, претендующей на демонстрацию сколь-либо развернутых способностей к разъяснению и прогнозированию [Jones, 1983, p. 559].

Делая вывод об отсутствии парадигмы, Т. Джонс ставил вопрос о том, в каком направлении должен идти ее поиск, подчеркивая, что для столь новой области исследований, как взаимоотношения бизнеса и общества, приведенные критерии являются чрезмерно жесткими [Jones, 1983, p. 560]. По мнению Т. Джонса, вполне допустимо, признав существенное разнообразие в теории, методах и ценностях, сфокусироваться на определении унифицированной или интегрированной темы (концепции). Для этого автор предложил создать «интегрирующую структуру», понимаемую им как «общая модель макроуровня, раскрывающая взаимоотношения различных субъектов в рассматриваемой области», демонстрирующую, «каким образом отдельные элементы соответствуют друг другу» [Jones, 1983, p. 560].

Э. Эпштайн ввел в научный оборот концепцию «процесс корпоративной социальной политики», суть которой была сформулирована как «институционализация в рамках бизнес-организации… ключевых элементов этики бизнеса, корпоративной социальной ответственности и корпоративной социальной восприимчивости» [Epstein, 1987, p. 106]. КСО в рамках данной модели была определена автором как «имеющая отношение преимущественно к достижению таких результатов организационных решений. которые (в соответствии с некоторыми нормативными стандартами) оказывают на релевантные заинтересованные стороны больше позитивного эффекта, чем негативного» [Epstein, 1987, p. 104].

В. Фредерик, как уже было отмечено, рассматривал корпоративную социальную восприимчивость как позитивистский ответ на нормативность корпоративной социальной ответственности. Идея «волн» в развитии концепции КСО была им логически продолжена в концепции «корпоративной социальной справедливости», трактуемой как «встраивание понятия моральной корректности в действия и политику» корпорации [Frederick, 1986, p. 135].

Важно отметить, что нормативная по своей природе корпоративная социальная справедливость не является простым повторением исходных трактовок КСО, а представляет собой более сложную концепцию – продукт своеобразного диалектического развития. Критерием «моральной корректности» выступает уже не общая идея ответственности, а ее отражение в этической культуре конкретного общества, исповедующего «христианский, марксистский или гуманистический» взгляд на бизнес [Frederick, 1986, p. 134]. При этом, следуя традиции оригинального использования аббревиатур, В. Фредерик продолжил свою линейку от исходной концепции корпоративной социальной ответственности – КСО (CSR-1) и корпоративной социальной восприимчивости – КСВ (CSR-2) к корпоративной социальной справедливости – КСС (Corporate Social Rectitude – CSR-3). Данный подход, впрочем, оказался весьма ограничен. Если сокращения CSR-1 и CSR-2 стали в современной научной литературе общим местом, то аббревиатура CSR-3 уже рассматривалась как искусственная, а более поздняя попытка сформулировать в качестве следующей концепцию единства «космоса, науки и религии» – КНР (cosmos – science – religion – CSR-4) [Frederick, 1998] – осталась, по сути, незамеченной.