Моему взору предстало простенькое тоненькое серебряное колечко. Из украшений только непонятная надпись. Из-за многочисленных завитушек, к которым меня не приучали, сложно было разобрать, что написано, ведь одна завитушка могла практически полностью перечеркнуть слово. Теперь я понимаю, почему отец так их не любит.

Покрутив кольцо, я все-таки сумела с горем пополам разобрать надпись. Она гласила: «Воспоминания — ключ».

— Сандра, что это значит? — Спросил меня Илато, непонимающе глядя на кольцо.

— Я не знаю, Илато. Не понимаю. Зачем отец подарил мне кольцо с такой надписью? Что за загадка?

— Смотри-ка, тут еще записка.

Отложив колечко, снова взяла коробочку и действительно увидела под подушечкой, на которой лежало кольцо, небольшой лист бумаги, на котором было написано ровным и четким почерком отца: «Носи и не снимай». Кратко и по делу. Как раз в стиле отца.

— Даже не поздравил, — поморщился Кот.

— Илато, это же отец. — Надев кольцо на указательный палец правой руки, убрала лист обратно в коробочку, закрыла её и убрала в тумбочку. — Знаешь, если бы не какая-нибудь необходимость, заставившая подарить его мне это кольцо, он бы вряд ли вообще вспомнил обо мне. У него куча дел. Тем более он сейчас работает над каким-то новым изобретением.

— Это его не оправдывает, — упрямо мотнул головой Кот. — Он же отец!

— Ты мне это каждый гиад говоришь. Смирись уже с характером моего отца.

— Я никогда не сумею этого понять. Но, Сандра… ты все-таки будешь носить кольцо?

— Конечно. Если отец написал, что надо носить, значит буду. И…. Все-таки это подарок. Пусть у отца была причина его подарить. Наверняка непростая, но… я рада и такому вниманию.

— Мне просто жаль тебя.

— Я всегда была папиной дочкой, — невесело усмехнулась я. — Тем более надо подумать, что обозначает эта надпись. Какие именно воспоминания? Какой ключ? К чему?

Этими вопросами я задавалась каждый вечер. Мозги буквально кипели после учебы, а я еще и этим их напрягала. Но…. Наверно, я глупышка, но воспоминания о кольце, об отце грели мне душу. После смерти мамы отец отстранился от меня, оттолкнул, закрылся за холодной стеной, а сейчас словно лучик солнца пробился сквозь эту ледяную преграду, дав мне надежду.

Может, я и обманываю себя, тешу глупыми надеждами, но пусть лучше будет так. Отец никогда не узнает о моих мыслях. А надежда… она дает силы. Они мне сейчас очень нужны. Поэтому каждую ночь, перед тем как уснуть, я машинально крутила или поглаживала кольцо, думая об отце, благодаря его.

Илато слышал мои мысли, но молчал. За это я была ему признательна. Ему все равно этого не понять. И пусть он думает, что я мучаю себя, пусть жалеет меня. Мне сейчас все равно. Главное — не раскиснуть при отце, иначе он обязательно скажет что-нибудь такое, что разобьет все мои надежды, сломает меня окончательно.

Надеюсь, такого не случится.

Помимо этого события, ничего странного не происходило. Мы с Риэлем спокойно учились, общались, тренировались, изредка выбирались в город. Правда, с остальными однокурсниками я так и не сумела подружиться. Если честно, то и не особо старалась. Единственное: я помогла Мире и Нике с основами математики, за что они хоть и были благодарны, но все равно смотрели косо, словно когда-нибудь взамен я попрошу их либо убить кого-нибудь, либо самим утопиться. Переубеждать их я не стала. Лишь иногда протягивала руку помощи. От безысходности они ее и принимали, иначе послали бы куда подальше.

К концу полугиада практически по всем предметам у меня были «автоматы». Даже ли Рейская скрипя сердце поставила мне «отлично». Но, что свойственно ее вредной натуре, погоняла меня напоследок по самым сложным темам из всего изученного. Ну, точнее для всего курса эти темы были сложны, для меня же... мой уровень математики куда выше, чем они думают. Не подумайте, что я хвастаюсь: просто констатирую факт.

Как я и сказала, у меня почти по всем предметам «автомат». Как вы думаете, кто попортил мне всю картину? Про физрука я молчу: у него с нами договор, благодаря которому мы всем курсом в последние две ниды сдаем нормативы. Постаралась, конечно же, Флорелия ли Форслей — наш «любимый» преподаватель истории. Меня она валила до последнего, спрашивая даже то, чего нет в наших книжках (спасибо, Илато, что нашел полный курс истории в библиотеке!). Вот не нравится этому человеку, когда кто-то старается по его предмету получить «отлично». Но я ж упертая. У меня ж такой стимул!

В конце концов, она поставила мне мизерную пятерку, которую даже ректор рассматривал под увеличительным стеклом. Не верилось ему, что у такого учителя, как ли Форслей, может появиться адепт, который сможет получить «отлично». Впрочем, он же в курсе моей ситуации, поэтому удивляться не стоит.

В общем, жили мы более-менее тихо и мирно, пока не случилось кое-что весьма интересное, удивительное и шокирующее. Но обо всем по порядку.

После последнего экзамена, когда большинство адептов собирали вещи, чтобы поскорее уехать домой на каникулы, ректор объявил о всеобщем собрании в большом зале.

Для тех, кто учился на втором курсе и выше, это собрание было запланированным. Обещали сделать объявление, выбрать студентов для чего-то там (каюсь, я не слушала то, о чем говорят все), но что забыли на нем первокурсники?

— Интересно, что будет. Чего это ректор решил собрать всех? — Произнес эльф, открывая тяжелые двери и пропуская меня вперед.

— И мне любопытно. А уж Илато — тем более. Недоволен он, что его с собой не взяли.

— Боюсь, ему хвост отдавят.

— Я то же самое ему сказала, но разве он послушал. Сейчас лежит и дуется.