Шрифт:
Казалось моя реакция позабавила старого воина.
– Это разумная жертва, - сказал он, - король отдает на растерзание один город, чтобы сохранить страну. Все знают, что остановить орду нельзя, но можно замедлить ее бег, заставить ее отяжелеть от добычи, сыграть на страхе захватчика потерять то, что он уже заполучил в походе. Это одна из немногих военных хитростей, которая помогает нам выжить. Не торопись осуждать полководца, пока не понял его замыслов.
– Но неужели нельзя было защитить горожан, - не сдавался я, - например построить более высокую стену, собрать армию...
– Это не поможет, - ответил Ругон, - собаке нужно бросить кость, только тогда она не вцепиться тебе в горло.
Вечером к нам присоединился Марон. Он явился не один, а в сопровождении нескольких слуг. Все они были примерно одного возраста и так же молоды, как и господин.
– Завтра нам предстоит кровавая работа, - предупредил нас Ругон, - поэтому сегодня нужно отдохнуть, как следует.
Услышав о предстоящей битве, я обрадовался. Будь, что будет. Я больше не мог сидеть на одном месте и ждать непонятно ничего. Меня уже тошнило от лагеря, пропахшего кислым вином и нечистотами.
– Неужели завтра мы нападем на степняков?
– спросил я.
– А ты хотел, чтобы они вечно сидели под нашей стеной?
– усмехнулся вредный старик и больше не сказал ни слова. У него было какие-то важные дела, поэтому он оставил нас с Мароном у костра одних и отправился в ставку Гамона.
Несмотря на прежние разногласия мы с молодым воином отлично поладили. Я честно рассказал ему о гибели дяди, только конечно умолчал о том, что присвоил его оружие, доспехи и родовое имение. Пока мы разговаривали слуги зажарили на огне курицу и подали нам ужин. Мне трудно было привыкнуть к тому, что другие люди заботятся обо мне причем делают это не по принуждению, а по доброй воле. Интересно, что бы сказали эти почтительные молодые люди, если бы узнали, что человек, которому они прислуживают за столом совсем недавно чистил монастырский нужник?
Марон тоже обрадовался тому, что завтра мы выступаем. Он рассказал мне, что от пьянства и безделья в войске падает дисциплина, и что добывать еду становится все труднее. Слуги жаловались на то, что погреба в расположенных возле лагеря деревнях опустели, потому что армия короля съедает все, что может выменять, купить за деньги или украсть у местных жителей.
– Если в ближайшее время мы не прогоним отсюда степняков крестьяне начнут продавать нам лепешки по цене колбасы, - посетовал молодой воин.
Заботы Морана о хлебе насущном поначалу показались мне мелочными, но подумав немного я с ним согласился. Последнее время я жил на всем готовом и ни разу не платил за еду, чего нельзя было сказать обо всех остальных. Воины кормили меня за свой счет, а я принимал это как должное. Но теперь я стал дворянином, имел свою землю и усадьбу, а значит и заботиться о себе должен был сам.
– Что ты сказал Гамону в шатре, когда впервые увидел меня?
– спросил я.
Признаться, этот вопрос давно не давал мне покоя. Очень хотелось узнать, что выдало во мне самозванца и почему судья сразу заподозрил недоброе.
– На тебе были доспехи дяди, - ответил Марон, - он при мне заказывал их оружейнику, поэтому ошибиться я не мог. Тагон знал, что они мне нравятся и обещал после смерти завещать их мне.
– А я думал ты признал меч.
– И меч, - улыбнулся юноша, - и жезл.
Как я не успокаивал свою совесть, но мысли о подлом обмане не давали мне покоя. Бедный Тагон и подумать не мог, что взял под свою опеку вора и прохиндея. Я до смерти боялся, что когда-нибудь моя тайна выплывет наружу. То, что я обманывал людей было еще пол беды, но выдавая себя за последнего представителя великого рода я совершал святотатство. До поры боги закрывали глаза на мои выходки и даже помогали, но я очень боялся, что рано или поздно их терпение закончится.
После ужина я сослался на срочное дело и отошел к своей постели. В темные ночи доспехи Тагона служили мне подушкой. Я боялся класть под голову сумку, набитую магическими порошками, поэтому вместо нее использовал неудобные железки. Чужая вещь была не мила моему сердцу. Ходить в доспехах было тяжело и муторно, поэтому почти все время они лежали в лагере рядом с вещами Ругона. Так не лучше ли отдать их Марону? Я взял доспехи, вернулся к костру и протянул мальчишке тяжелый сверток.
– Они по праву твои. Можешь забрать.
– Нет, - забеспокоился Марон, - так нельзя. Я не могу.
– Забирай, - продолжал настаивать я, - они мне все равно малы, а тебе будут в самый раз.
Мальчишка с трепетом взял доспехи и с опаской посмотрел на меня, словно боялся, что я могу передумать.
– Они твои, - еще раз сказал я.
Марон быстро расстегнул пояс, стащил через голову длинную до колен кожаную куртку, укрепленную на груди и плечах металлическими пластинами и влез в доспехи. Он был меньше меня ростом, поэтому они сели на него, как влитые.