Я не могу просто применить магию. Я должен сделать это так, чтобы он не смог обосновать ее применение, или обосновать его самостоятельно. Убивать в закрытых помещениях и сохранять тайну - единственный выход. Там, где есть тайна, где ответ на вопрос "существует ли магия" невозможно найти, моя магия будет работать. В иных условиях - нет. И он об этом знает, черт побери.

–  Посмотри на Джорджа, Баттлер. Он мертв.
–  я не могу сказать это красным. Истины не существует - точнее, она не установлена.

Я выдохнул. Ну давай, черт тебя побери. Просто посмотри на него, прими мою аксиому хотя бы в этом вопросе.

–  Я отрицаю, Стефан.
–  юноша улыбнулся.
–  Вас разделяло около полутора метров. Длина клинка - метр. На бросок было меньше секунды, а это значит, что рана аники не может быть тяжелой.
–  понятно. Он не может заставить себя поверить в то, что раны не было, но находит обоснование ее легкости.
–  Слегка задета кожа, острие на лезвии вошло в грудину на сантиметр, и застряло в мышечной ткани.

Синий. Четкий, жесткий синий - и тело Джорджа окутывает дымка. Он мертв, но в то же время жив. Его судьба является конфликтом двух систем, лазейку между которыми я использовал, замаскировав призыв длинными рукавами. Не будь их - магии бы не случилось. То, как решится его судьба, зависит от того, какое обоснование победит.

Я вздохнул. Баттлер знает правила игры, и ведет свою линию совершенно четко. Простой человек не смог бы использовать синюю правду настолько эффективно, а значит... Это игра не двух людей. За ним стоит что-то более могущественное... Стоп. Развилка. Я могу признать Баттлера гением, осознавшим суть синей правды самостоятельно, либо ввести еще одну сущность через промежуточные величины. Если ей станет ведьма, допустим, Бернкастель - это укрепит мои позиции и возможность для обоснования магии, через еще один конфликт шредингера, одновременно существующую и не существующую ведьму. Но если я создам себе врага на игровой доске такой силы... Смогу ли я победить? Я не могу использовать красную правду, чтобы решить конфликт, ведь не знаю в нем истины, так что...

Я выдохнул. Голова раскалывалась. Я смогу победить в этой игре, если заставлю Баттлера признать существование магии в синем, когда у него не останется способов обосновать ее несуществование. Победой для него будет строго противоположное - загон меня в ситуацию, в которой ни один тип магии будет невозможно использовать или провести через конфликт.

Беатриче, какая же ты все-таки сука.

Я вздохнул, вспоминая, как все начиналось.

Холод, текущий по руке. Уносящий боль и тревогу, оставляя только приятную легкость сброшенных оков. Залитые белым маревом зеркала, увитые прядями тумана окна. И магия - открытая, избыточная, ничем не ограниченная. Зазеркалье было создано из праны, дышало ей - и я глотал столько, смог проглотить. До рези в глазах и боли в легких, как рыба, всю свою жизнь прожившая под толстым льдом с минимальным количеством кислорода, вдруг оказавшаяся в нормальной воде. Это повторялось из раза в раз, и единственное, чего я хотел - остаться тут навсегда. К сожалению, Беатриче была против.

–  Здравствуй, Асмодей.
–  я невольно улыбнулся, заметив девушку.
–  Что привело тебя ко мне сегодня?

Сестра стояла у закрытого окна, всматриваясь в белые клубы тумана. Не знаю, что она видит в них - скорее всего что-то свое. Путь для меня за пределы этой комнаты был закрыт, и способа нарушить запрет я пока не нашел.

–  А... Стефан?!
–  девушка дернулась, резко обернулась, и спрятала что-то в кулаке - на ее одежде карманов не было.
–  Да... Я вот...

Впрочем, по тому, как она держала руки, не спрятав их за спину и даже выпячивая, было понятно - она больше смущена, чем испугана, и скрывает предмет от чужих взглядов только в качестве уступки себе. Она хочет показать, и надеется на похвалу - но при этом слишком смущена, чтобы показать прямо. Такое бывает с художниками, авторами и музыкантами, еще не ставших профессионалами - картины и книги, случайно забытые на самом видном месте, музыка, играющая особенно громко и выключаемая с нарочитой задержкой... Человек жутко хочет выйти из шкафа, но не может, и активно напрашивается на то, чтобы его оттуда достали. Забавно, что для столпов это тоже работает. Забавно... И мило.

–  Можно посмотреть?
–  я протянул руку в просящем жесте. Вырывать - глупость неимоверное, нужно просто помочь ей пересилить смущение и страх перед негативным отзывом.
–  Обещаю, я не буду критиковать.

Асмодей покраснела. Забавно. Рука подрагивает, глаза метаются, а решиться никак не может.

–  Не надо, критикуй!
–  я улыбнулся. Ага, как же. Наверняка первый раз показывает кому-то кроме сестер... Если не вообще первый. Критики, даже конструктивной, она уж точно ждет в последнюю очередь. Это придет потом, с опытом и твердым осознанием своих ошибок и слабых мест, а сейчас она хочет только комплиментов и внимания. И это более чем нормально.

–  Хорошо.
–  я кивнул, и девушка неуверенно, но все-таки протянула мне... Носовой платок? Да ладно. Я осторожно раскрыл платок, поддерживая на лице улыбку - она сейчас отслеживает каждую эмоцию, и любой негатив или разочарование заметит точнее профессиональных физиогномистов. Мягко переливающийся на свету с настолько плавно, насколько это вообще возможно, переходящими друг в друга цветами и линиями, золотистой каймой и нежно-синим центральным квадратом, он был великолепен. На одной стороне была тщательно изображена сама девушка: прикрытые почти полностью глаза с длинными ресницами, чуть покрасневшие бледно-белые щёки, немного, совсем чуточку вытянутые вперёд пухлые алые губы... было очевидно - на этом изображении Асмодей готовится именно к поцелую. Ее портрет занимал левую половину вышивки. Вторая же была... Странной. Множество раз сделанные и распущенные швы, от которых остались только схематические штрихи. Правда, самые новые были... Довольно узнаваемы. Фиолетовый с черным там, где должна быть одежда, бронзовый на уровне головы. Господи, вышивка... И вот это - демон.