–  И тебе, Стефан-кун, - мужчина внимательно посмотрел на меня. У него был довольно-таки не выспавшийся взгляд, а глаза отчетливо слезились.
–  Как прошел вчерашний день?

В его словах был четко выдержанный намек, и я с очень большим трудом сумел удержаться от вздоха. Отец не допускал Крауса в свои дела, и мне приходилось выдерживать его приступы любопытства.

–  Ничуть не хуже предыдущих, Краус-сан.
–  я покачал головой. Язык заплетался, и подобрать достаточно нейтральный ответ было тяжело.
–  А ваш?

То, что могло бы быть бессмысленной болтовней, было выматывающим противостоянием. Старший брат искренне считал все, чем сейчас занимает отец, бессмысленным бредом выжившего из ума старика, но все равно продолжал порой проявлять интерес. Готов поспорить, скажи я ему правду, он рассмеется и забудет об этом уже навегда, но... Приказ Кинзо-сама остается приказом, так что остается только молчать.

Часы пробили отметку в двадцать минут восьмого, и слуги накрыли на стол. Как и всегда - бессмысленную смесь из японской и европейской кухни, хотя никто в доме не ел ничего кроме привычных блюд, и старания старшего повара оставались пустыми.

–  Нацухи-сан приказала передать, что у нее разболелась голова, - несколько виноватый голос Шанон раздался у края стола, заставив нас поморщится от боли. В этом доме не высыпается никто.

–  Хорошо, накройте ей в комнате.
–  явно раздраженно ответил Краус.

Как бы не старался мужчина держать себя в руках, он был на грани бешенства. Это чувствовалось в выражении лица, во взгляде... Да даже в прическе, уложенной так, как умел только он - тщательно, но при этом небрежно. Будто бы он наслаждался процессом, но при всей душой хотел побыстрее закончить. Это что же так допекло дражайшего братца?

–  Что-то с мамой?
–  в зал вошла золотоволосая девушка лет семнадцати на вид, не глядя сев на место Евы. Голос был дежурно-беспокоящимся, чего от нее и ожидалось.

Кажется, мы вздохнули синхронно. Нет, если так посмотреть, то как прямая наследница Крауса и всей семьи, она могла бы претендовать на это место, но... Она же не специально, просто села напротив отца. Чем вообще занимается Нацухи?

–  Джессика...
–  я внимательно посмотрел на Крауса. Будет ли он восстанавливать правильное положение вещей?
–  У нее болит голова.

Он поймал взгляд, презрительно-насмешливо усмехнувшись. В рамках приличий, но моя рука, сжавшая столовый нож, отчетливо побелела. Это было оплеухой - совершенно открытой и скрытой разве что от самой Джессики, слишком тупоголовой для того, чтобы понимать подоплеку происходящего.

–  А...
–  она безразлично покачала головой и принялась за пищу.

Повисла тишина, я представлял, как отрезаю Краусу голову, Джессика расправлялась с ананасами, отказавшись от нормальной еды, а сам мужчина о чем-то напряженно думал.

Наконец, раздался обиженный голос девушки.

–  Даже не спросишь, как дела в школе?
–  я поморщился. Громкие звуки неприятно били по ушам.

В голосе звучала обида. Так... Просто так она бы не спрашивала. Сегодня двадцать шестого октября, учебный год в их школе не так давно начался... Ничего не приходит в голову.

Мужчина вздохнул.

–  Хорошо. Как дела в школе?
–  голос и выражение лица Крауса были настолько выразительными, что девушка вскочила, подхватив сумку.

Дверь в столовую с грохотом захлопнулась, и я перевел взгляд на старшего брата. Он только покачал головой прикрыл глаза. Это с чего его так развело?

–  Стефан...
–  мужской голос был напряжен и откровенно натянут.
–  Будь так добр - уйди.

А вот это уже против всех приличий. Он не может отправлять меня из столовой, как и наказывать или вообще что-то делать - это исключительная привилегия отца. Так что я могу с чистой совестью и вежливой улыбкой проигнорировать это заявление, и буду в своем праве.

Перед тем как ответить я присмотрелся к брату. Лицо опирается на руку, зубы сжаты, глаза полуприкрыты... Что-то с ним явно не так.

–  Хорошо, брат.
–  мужчина даже не поморщился, хотя его всегда раздражало такое обращение. Я встал, отставив тарелку.
–  Должен ли я поговорить с Джессикой?

Она - его дочь, и наше общение было почти не регламентировано, так что это было довольно опасной зоной. В конце концов она была крайне ценным товаром, и уступать влияние на нее он не хотел... Хотя какое там влияние.