Постепенно Люциус присоединился к нашим с Драко диалогам, и еще позже они переросли в частые споры троих — Драко, Люциуса и Гермионы Грейнджер. И все было бы отлично, но они не знали, кто я на самом деле.

Так проходили дни, сплетаясь в недели и месяцы, за окном равнодушно хозяйничал декабрь. Приближалось Рождество со своими надеждами на лучшее будущее, и чуть менее смелым ожиданием исполнения желаний.

За несколько дней до Сочельника мы с Драко провели последнее занятие и должны были прерваться на пару недель. Ребенок заслужил каникулы. В тот же вечер судьба решила преподнести мне подарок.

— Мисс Грайн, — обратился ко мне, как всегда, холодный голос Люциуса Малфоя, когда я, сжимая конверт с жалованием, горя от досады, готова была уже покинуть Малфоевский особняк, — можно ли Вас на пару слов?

— Да, конечно, — ответила я, дрогнувшим голосом, подумав про себя: «На пару слов, на пару ласк, на всю ночь, на последующую жизнь».

Деликатно кашлянув, Люциус взглядом приказал сыну оставить нас одних в кабинете. Мальчик, разочарованно вздохнув, все же немедленно вышел. Когда мы, наконец, остались одни, Люциус неспеша подошел к мини бару, располагавшемуся возле камина и, выудив из-за резных дверок два фужера, протянул один из них мне.

Наполнив бокалы прозрачной алой жидкостью, он поднял свой со словами:

— С наступающим Вас Рождеством, Джин. Надеюсь, все Ваши желания в Рождественскую ночь обязательно исполнятся.

Мелодично звякает стекло в поцелуе фужеров, и я не понимаю как, но в следующий миг сталкиваются наши губы. Кто прав, кто виноват? И судя по тому, как испуганно разрывает пульс мои виски — это Люциус прикоснулся ко мне. В замешательстве я ощутила, будто и не со мной это происходит. Язык, беспардонно ворвавшийся в мой рот, теперь ласкал его осторожно и нежно. Господи, только бы не закричать в голос, не застонать так, что покинет сознание. Под пальцами его волосы. Густые, прямые и жесткие, как все в нем. Вспотевшие ладони скользят по лицу, отчаявшись зацепиться, а он…

Внезапно разрывает поцелуй, задыхаясь, отступает на шаг. Неотвратимо возвращается сознание. На полу два алых пятна — вино, разлившееся из разбитых бокалов. Умница Грейнджер уже шепчет заклятие, чтобы это исправить, и вот они, пузатые стекляшки, снова заполненные алкоголем, стоят на камине. Но все поправить невозможно — в глазах Люциуса Малфоя замешательство, и я понимаю, что он сделал шаг, весьма неожиданный для самого себя.

Жду.

А он не ищет слов извинения. Вместо того, судорожно сглатывает и пытается прогнать желание, вновь, предательской искрой обжегшее серые глаза мужчины. Он борется и в этот раз берет над собой верх:

— Простите, мисс Грайн, не понимаю… я никак не могу взять в толк….

— Ничего страшного, давайте забудем об этом, — фальшивит мой голос с пугающей убедительностью, будто способна поверить в это сама, — это просто глоток вина, и никто не поручится, что оно не зачарованное.

Люциус смотрел на меня с благодарностью. Я решила за него сложную задачку по защите чести. Мужчина поймал мою ладонь и целомудренно поцеловал ее.

— Я вот для чего попросил Вас остаться, Джин. Завтра мы всей семьей должны посетить концерт. В Магическом Лондоне гастролирует один из величайших в мире симфонических оркестров, и Малфои, ценители подобной музыки, не могли отказаться от такого роскошного аудиального пиршества. Не окажете ли нам честь, посетить это мероприятие с нами?

— О, с превеликим удовольствием, мистер Малфой, — отзываюсь я… и сердце ликует…

========== Часть 5. ==========

***

Не переношу оркестровую музыку с самого раннего детства, когда мама, из иезуитского желания привить дочери чувство прекрасного, истязала мои уши многочасовыми сеансами симфонической музыки или классической итальянской оперы.

Я силилась понять ее и раз за разом сдавалась, когда видела стройные ряды музыкантов за пюпитрами. Очки, длинные слипшиеся волосы, юбки, прикрывающие колени. У музыкантов свой отдельный мир, таящийся, подобно Нарнии, за дверцами платяных шкафов. Нафталином пахнущие блузки и туфли на низком каблуке составляют тошнотворный дуэт антиженственности.

В общем, музыка, несмотря на стремление родителей привить к ней любовь, прошла мимо. Меня практически насильно научили сносно бренчать на пианино, но до сих пор я погружаюсь в летаргию, стоит только увидеть серые козявочки диезов и бемолей на нотном стане.

Малфои перевернули мое мироощущение и в этом. Воображение было окончательно сражено еще до начала концерта. В отличие от походов в Консерваторию с мамой, где нам приходилось сидеть в душном партере, Малфои располагались на отдельном балконе. Отсюда открывался чарующий вид на сцену. И музыканты издали не казались старомодными или убогими. Своим черно-белым ритмом они скорее напоминали шахматные поля.

Я зачарованно наблюдала, как взмыли вверх смычки, и полилась музыка. И узнала произведение — “Весна” Стравинского. Удивительно, сколь тонка грань от неприязни до восторга. Не интересуясь тем, что происходит на сцене, и одновременно наслаждаясь музыкой, я наблюдала за Малфоями. Драко, вцепившись в перила, широко раскрыв глаза, покачивался в такт будто загипнотизированный, и это показалось мне столь значимым, что десятилетний мальчик способен понять такое сложное произведение. Люциус, как и я, на сцену не смотрел. Чуть прикрыв глаза, он словно погрузился в транс. Всегда бледные щеки подернулись зарей румянца.