— Ну-ну, успокойся, не вздумай сдаваться. Ты же… если ты сдашься, остальным тогда что делать?

Она задышала ровнее, чуть зарывшись носом в плед, прикрывавший мою грудь.

— Почему ты начала пить?

— Мантия славы оказалась не по размеру и горло давила, — тихо прошептала она, — я верила, что смогу сделать мир лучше, защитить тех, кто в этом нуждается, а вышло наоборот. Знаешь. Я боролась за каждого, кто мог избежать Азкабана, но правосудие нового режима оказалось жестоким к тем, кто хотя бы подозревался в пособничестве Волан-де-Морту. Я и тебе пыталась помочь еще тогда. Именно благодаря моему ходатайству ты избежал суда. Я хотела найти тебя после этого, но ты словно в воду канул. И потом…

Она высвободилась из моих рук и сползла на пол. Ее лицо оказалось рядом с моим. В полумраке, царившем в комнате, я впервые заметил, какие у нее больные глаза. Нет, мне, поверьте, не так уж плохо. Грейнджер кто-то жрет изнутри, и я могу ее понять.

— Я всегда знал, что ты будешь стоять передо мной на коленях, — пытаюсь придать голосу шутливый тон, — вот только надеялся, что ситуация будет иной.

— Мерзкий хорек, — улыбается она, — встал бы ты с дивана и помылся. От тебя несет, как от кучи навоза.

— Деревенская жизнь, Грейнджер, научила тебя разбираться в оттенках запаха дерьма или ты посещала специальные курсы?

В этой перепалке ни грамма злости, и тучи на ее лице расступаются, обнажая солнце взгляда: «Давай, я помогу тебе встать, обними меня за плечи».

— Говоришь, как дешевка, не слишком ли много объятий за вечер?

Но я с готовностью опираюсь о предложенную мне руку.

Надежда.

В душевой пахнет сыростью и дешевым мылом, я улавливаю в этом аромат самой Грейнджер. Ее мочалка и щипчики для ногтей. Я стараюсь хоть немного привести себя в порядок, не глядя в зеркало.

Через полчаса плесканий в кипятке я все же решаюсь.

Проведя ладонью по запотевшей поверхности, вижу отразившегося в нем незнакомца с безумным взглядом и спутанными серыми патлами, ниспадающими ниже лопаток.

Грейнджер колотится в дверь:

— Ты там живой?

— Да, минуту.

Облачившись в предложенный ей розовый халат, я выхожу в комнату.

Она не теряла времени даром. Перед диваном стоял сервированный на двоих столик. Девушка вздохнула и жестом пригласила меня сесть.

Мы ужинали молча, понимая, что, в сущности, нам не о чем говорить, хотя тем для обсуждений достаточно. Гермиона то и дело смотрит на настенные часы и собственные пальцы. На мой подбородок, но никак не выше.

— Неплохо готовишь, — нарушаю я затянувшееся молчание.

— Спасибо. Все очень простое.

Она снова надолго замолкает и вдруг, решившись, частит на одном дыхании:

— Расскажи мне от и до. О том, как ты подсел, и где твоя волшебная палочка. Скажи, что теперь ты намерен делать. И… пожалуйста, просто говори, не молчи.

Мы засиделись за полночь за этим разговором, и она, затаив дыхание, не перебивая, слушала. А я был предельно откровенен с ней, рассказав без утайки обо всем, кроме того, чем мне пришлось платить Блейзу за наркотики. Я рассказал, что потерял способность к колдовству почти сразу, как подсел, а потом лишился и простых навыков. Я предположил, что способности утрачены безвозвратно, и палочку свою я выкинул в одном из приступов наркотического бреда. На следующий день я, конечно, нашел ее в траве возле дома. Разыскал и убрал. Насовсем. Но и сейчас она, наверное, пылится где-то в моей квартире, если хозяйка еще не выкинула вещи на помойку, ведь не платил я за жилье уже давным-давно.

Я пропустил тот момент, когда пальцы Грейнджер оказались в моих волосах и теперь разгуливали в них, пытаясь добраться до затылка. Она гладила меня по голове, и на щеках ее вновь прокладывали русла соленые ручейки. Что-то странное и непонятное зашевелилось внутри, но продумать эту мысль я не успел:

— Тебе нужно постричься, вот так, — и она указала длину, изобразив ножницы пальцами. — Я хочу увидеть тебя таким, каким ты был на шестом курсе в школе.

— Это не смешно, Грейнджер.

— Можно я сама попробую тебя постричь?

…

Она умела делать даже это. Убрав мои волосы собственными заколками, Грейнджер принялась за дело. Быстрыми точными движениями она отсекала лишние пряди. Когда все было готово, и она высушила прическу, я с трудом узнал себя. Нет, я не стал выглядеть намного лучше, но во взгляде появилась жизнь… И дело было вовсе не в стрижке.

Грейнджер улыбалась, опустив ладони на мои плечи.

— Так лучше?

— Так лучше.

…

Я порывался уйти из ее дома несколько раз, лелея надежду, что она попросит меня остаться. И она просила. Не вслух, но молча, она тянула меня за рукав рубашки, а я…