— Грейнджер, зачем я тебе здесь? Ты и так не слишком роскошно живешь. Нравится тебе еще и меня кормить?

— Останься, пожалуйста, — подобно листопаду шуршит ее голос.

И я, ворча раздраженно, возвращался на свой диван, но внутри меня все ликовало. Хотя, признаться, чувство стыда за то, что от меня нет никакой прибыли подгрызало меня изнутри.

…

— Ты не говоришь даже, что я должен работать.

Она не поворачивается ко мне и продолжает смотреть, как огонь танцует над углями в камине.

— Если чувствуешь, что ты готов появиться на людях, я могу попробовать устроить тебя на какую-нибудь незначительную должность в Министерстве. Так, ничего серьезного, но ты сможешь делать что-то.

— Готов, — горячо заверяю я Грейнджер, — но о каком Министерстве может идти речь? Я же Малфой, и думаю, что моя фамилия не позволит мне даже приблизиться к этому месту. К тому же…

— Что?

— Я не могу колдовать.

Она вдруг резко оглядывается на меня и говорит:

— А почему ты так думаешь? Ты ведь давно не пробовал. Возможно, пора наведаться в твою квартиру и поискать палочку?

— Сомневаюсь, что она все еще там.

Но Грейнджер уже не остановить. Она поднимается с кресла и спешит к выходу. Мне не остается ничего другого, как последовать за ней.

Мы минуем квартал за кварталом и молчим, но, несмотря на это, я вдруг понимаю неожиданную вещь: Грейнджер совершенно не стыдится моего внешнего вида, когда сейчас я одет в то самое жуткое пальто, в котором она нашла меня. Девушка, напротив, держится совсем близко, время от времени поддевая мой локоть, чтобы не потерять равновесие на скользкой мостовой. Взгляд ее не добр и походка напряженная, она будто о чем-то размышляет.

— Здесь нужно свернуть, так короче, — нарушаю молчание я, когда мы почти у цели. Грейнджер кивает и дает увлечь себя в пространство между домами.

Как только я оказался в этом месте, недавнее прошлое волной окатило меня, резко ударив в нос запахом помоев. Квартал, по которому мы теперь следовали, стоял сплошной стеной одинаковых серых домов, с замызганными окнами. Изуродованные татуировками граффити тела домов смотрели на нас враждебно темными глазницами не зажженных окон.

Грейнджер опасливо озираясь, ускорила шаг. И ничего живого, кроме тощих кошек, копающихся в мусорных баках, тут нет. Здесь яркими звездами и жизнью горят только глаза моей спутницы. Я должен следовать за ней.

Я беру ее за руку.

— Жуткое место, — шепчет она, когда мы, наконец, добираемся до места назначения. В ржавом замке скрежещет ключ.

По счастью квартиру еще не заселили, и вещи мои тосковали на своих местах. Как только мы перешагнули порог, острое чувство стыда обожгло меня. Я никогда не оценивал свое жилище так, как мог бы на него посмотреть другой человек. Квартира встретила меня запахом чего-то затхлого и кислого, да таким резким, что я в два шага преодолел расстояние до окна и распахнул его настежь.

В комнату ворвался поток ледяного февральского ветра и заметался от стены к стене, будто разыскивая что-то. Игнорируя беспорядок, царивший здесь, Грейнджер тоже приступила к поискам. Она без стеснения копалась в ящиках стола, в комоде и шкафу, попутно раздавая команды:

— Малфой, эта одежда гораздо приличнее, чем теперь на тебе надета. Ты бы переоделся и собрал все, что почище.

Чувствуя крайнюю неловкость, я нахожу свой чемодан и торопливо сбрасываю в него вещи, которые можно взять с собой. От усилий щеки Грейнджер раскраснелись, глаза лихорадочно блестят, но обыскав всю комнату, она так и не нашла палочку. Но девушка не сдается. С упрямством она вновь и вновь хлопает дверцами шкафа и ящиков, залезает под кровать. И я невольно подумал, что, скорее всего все же продал ее или забыл где-то в другом месте, не в комнате.

Я уже готов был озвучить эту мысль вслух, когда Грейнджер, издав победоносный вопль, выбралась из-под кровати. В кулаке ее была зажата моя палочка.

Она стояла напротив меня, освещенная только проникавшим с улицы светом фонарей, и улыбалась. На волосах ее серой тряпкой повисла огромная пыльная паутина, но улыбка сияла яркостью и чистотой. Девушка шагнула ко мне и вложила палочку в дрожащую руку.

— Десять дюймов, боярышник и волос единорога, — прозвучал в подсознании голос Оливандера — будто из другой вселенной. В воспоминаниях я —одиннадцатилетний мальчик — стою в лавке ремесленника и оскорбляю Гарри Поттера. Эту же палочку я направляю в лицо Гермионе Грейнджер несколькими годами позже, и с губ вот-вот слетит непростительное. А сейчас она улыбается мне тепло и шепчет:

— Попробуй, пожалуйста, любое, какое помнишь.

И я шепчу хрипло очищающее заклятье, направив палочку на ее неопрятную прическу. Тонкий сноп искр, и волосы сияют чистотой. Девичьи руки кольцом ложатся на плечи, и она выдыхает:

— Получилось! Хвала Мерлину! Получилось!!!

Я пытаюсь улизнуть незаметно, прыгая через две ступеньки. Грейнджер же останавливает меня у выхода и спрашивает номер квартиры хозяйки. Я негодую: «Зачем тебе это»? А она лишь раздраженно дергает плечом и молвит: «Пойдем туда вместе».