Шрифт:
Убеждали: мы — не скинхеды! Спрашивали: неужели похожи на этих тупых ублюдков, которые забыли, за что их прадеды на войне погибали? И драка в закусочной была не на почве национальной розни! Да вы с девчонкой этой поговорите!.. Безрезультатно. Стражи правопорядка, отделавшись от джигита, задавали Игоряну умные вопросы:
— Почему волосы короткие?
— Не выросли.
— Почему не выросли?
— Волосы растут не слишком быстро, — терпеливо объяснял он. — Сантиметр, полтора в месяц. Я недавно подстригся под ноль.
— Зачем?
— А обязательно отвечать? — замялся Игорян.
— Да.
— Хотел быть похожим на одного крутого гитариста…
— Фамилия?
— Моя?
— Где прописан?
— Я?
— Крутой гитарист.
Так верно до бесконечности…
…Продолжалось бы, если бы не забрякала моя мобила. Шел одиннадцатый час утра, а мои родители чего-то забеспокоились, где я. Трубку взял инквизитор-лейтенант. Он умел разбираться с бесовскими изобретениями.
Поговорив с моими родителями по очереди где-то с минуту, он резко заспешил. Заспешили и другие менты, которые нас задерживали.
Остались: Митрич, «Ежик», Игорян и я.
И кроссворд…
— Слышь, Кит, — вдруг говорит Игорян, — ты можешь умереть за Родину?
— Если война…
— Да не, в принципе. Как Брюс Уиллис в «Армагеддоне»?
— Не знаю.
— Я тут подумал, а чего я от армии кошу? Может, и не надо… может, это и вправду мой долг: Родину защищать…
— Всяк на своем рубеже?
Игорян кивает.
— Брось, нам это нарочно прививают. С детства, всеми возможными способами. Умри за Родину, умри! А разобраться так, по сути, все наши войны никакого отношения к Родине не имеют. Коммерческие сделки, а не войны. Согласен?
— Да… как-то не могу сказать. Вроде ты и правильно говоришь, а что-то внутри противится…
— Вот об этом я и говорю. Нам кажется, что мы думаем сами, а за нас давным-давно специалисты решили!
— Небо-то на всех одно…
— Люди редко поднимают голову.
— Может, я и должен Родину от этих козлов защищать?
Помолчали.
— Споем? — спрашивает Игорян.
— Споем. Отчего ж не спеть. А что?
— Слушай, — шепотом говорит он. — На моей земле, видно так повелось…
Вот уже в полный голос мы оба:
На моей земле видно так повелось
Все не слава Богу, все не так как у всех
То ночами маемся, то засветло пьем
Стороной взглянуть, и смех, и грех
Стороной взглянуть, и смех, и грех
Ой, мама, мама — больно мне.
Ой, мама, мама — больно мне.
— Вы заткнетесь или нет? — это Митрич.
На моей земле каждый к правде ослеп
Брат на брата прет, сын отца тянет в блуд.
На моей земле вместо колоса серп,
Вместо солнца дым, вместо воли хомут.
Ой, мама, мама — больно мне.
Ой, мама, мама — больно мне.
Так за веком век, ни кола ни двора.
От тюрьмы сума, да на стыке эпох
В драке не поможем, но случись война,
Даст Бог, победим, победим, даст Бог!
— ЗАТКНИТЕСЬ! ФАШИСТЫ! Я ВАС ЩАС!
Но «Ежик» неожиданно загораживает собой проход, не пускает Митрича с дубинкой. Неужто дошло?
— ЭТО ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?!
Я узнаю этот голос. Матвей Степаныч Морозов. Мамин одноклассник. Настоящий полковник. Вызволять нас прибыл.
— Где наш сын?! — и эти голоса я тоже узнаю.
Черт, я так устал.
15
Ровно в 6:32 среды меня выкинуло из кокона сна. Без будильника.
Ночевать у родителей я отказался, ушел к себе. Мама очень громко разговаривала, упрекая меня в безалаберности и неблагодарности. Голова от ее речей раскалывалась. Сказала, что Игорян — тот еще тип! А Матвей Степаныч, грузный седой (хоть и не старый) мужик со стальной пластиной в черепе, предложил записать меня на боевое самбо, сказал: «Ты должен уметь постоять за себя». Я вежливо поблагодарил и ответил, что мне больше по душе дзюдо. Ментам влетело по первое число. За превышение полномочий. Матвей Степаныч еще долго сидел у нас дома, травил бородатые анекдоты, разряжал обстановку: