***

Миранда не помнила, как в конце концов оттолкнула от себя Энсела, как нанесла последний удар, уже слабый, Уиллу, как выбежала из зала, направляясь в свою комнату.

Зато Мира очень хорошо помнила, как она встретилась глазами с Хейлом, в чьей дрожащей руке был заряженный пистолет, как она всем своим видом пыталась убедить его в том, что стрелять не надо, что надо убрать оружие, направить е куда-нибудь в другую сторону, причём не обязательно в Аманду. Да хоть в неё саму! Да хоть забрать её жизнь, уже никому не нужную, тем более ей! Это же так просто: берёшь палец, кладёшь его на спусковой крючок, нажимаешь – и всё, жизнь оборвана, ниточка обрезана!

Зато Мира очень хорошо помнила, как её брат – тот самый, кого она привыкла буквально не-на-ви-деть до тех пор, пока не заключила его в объятия в том хостеле, чуть ли не рыдая навзрыд, – упал на колени, закашливаясь собственной кровью и держась рукой за сердце.

Этот слепой выстрел ведь был таким точным. Прямо в главную мышцу организма.

Зато Мира очень хорошо помнила, как Элис – её подружка Элис, так пострадавшая… из-за неё? – как она вскочила, ринулась к стеклу, как ей было боль-но, на самом деле. И как треклятый шприц всё-таки столкнулся с её шеей, отправив на тот свет. В Ад ли, в Рай ли – за это Миранда не ручалась. Просто знала, что теперь девушка была там, откуда не возвращаются.

И она просто надеялась, что та была с Питером. Потому что хотя бы после смерти её брат должен был быть счастлив.

Руки тряслись. Ноги – тоже. Они подкосились, и она упала, мысленно, а может, уже и слух, проклиная пол за то, что он был слишком мягким. Ей нужна была боль. Физическая. Нет, она бы не заглушила боль душевную, но ей просто необходимо было почувствовать хоть грамм того, что сегодня почувствовал Питер.

Ещё пока – тогда – живой Питер.

Она попыталась ударить себя по лицу. Не вышло. Рука просто обмякла, не преодолев и середины своего пути. Раздирать его в кровь тоже не получилось. Волосы, как назло, не выдирались.

Глаза от слёз напоминали нечто, покрытой плёнкой, которую не получалось снять. У Миры не было в близком доступе зеркала, но она знала: она вся покраснела. Всё вокруг глаз, как и они сами, багровело, губы, искусанные до крови, опухли, щёки измазаны дорожками, которые оставили после себя слёзы и потёкшая тушь для ресниц.

Нет, она не должна была жить. Она должна была умереть. Ей давно заготовлено место в Аду. Кроватка уже заправлена её любимым постельным бельём, а рядом сидит мама, готовая читать ей сказки на ночь, чего никогда не делала. Ну так и что же, почему дочка до сих пор не в своей постельке, почему дочка до сих пор не спит? Может, потому, что мама до сих пор не рассказала ей сказку? Может, потому, что мама выбрала сыночка? Может, потому, что кому-то там, к примеру, наверху, очень захотелось, чтобы она – последняя идиотка, самая ужасная подруга, омерзительная сестра – чтобы она жила назло самой себе, чтобы каждый день напоминать себе о случившемся одним лишь своим существованием?

Давай же, Мира, оставь на себе такие синяки, чтобы потом прохожие думали, что тебя дома избивает муж. Чтобы они думали, что у тебя есть дом и даже муж. Оставь на себе следы, которые будут резать тебе похлеще любого ножа. Оставь на самой себе воспоминания, от которых тебе будет больно.

Стук в дверь.

Нет, она не собирается открывать. Она будет лежать здесь, кричать, размазывать по лицу очередные слёзы и сопли и понимать, что время не вернуть, как бы этого не хотелось.

Настойчивый стук в дверь.

Нет, она будет, наконец, царапать себе лицо, но не углублять эти мелкие царапины до крови, ведь так – слишком больно, а ей так хочется, чтобы ей было больно. Но она никогда не получает то, что хочет.

Стук в дверь, готовый разнести дверь.

Нет, она не встанет. Думает так и смеётся над самой собой, подымаясь на ноги и делая пару хилых шагов в сторону двери.

Снимает блокировку и еле удерживается, чтобы не вывернуть внутренности желудка от усталости и измождённости прямо под ноги незваному гостю.

Тот не двигается. Она медленно поднимает голову, глядя на него сквозь грязные волосы.

– Катись ты к чёрту, Хатбер, – процедила она сквозь зубы, сжимая левой рукой дверной проём, а правой – саму дверь. – Ты пришёл поздно.

– Я никуда не уйду, пока не смогу убедиться в том, что тебе не нужна моя помощь, – парировал Энсел. Тогда Мира захохотала. Словно сумасшедшая. Сделал один шажок вперёд, при этом не покидая пределов своей комнаты.

– Знаешь, что, Энсел? Тебя не было тогда, когда ты ещё мог мне помочь. А теперь, пожалуйста, будь добр – отправляйся в Преисподнюю или откуда ты там явился. Ты меня задолбал. Ты мне не нужен.

Его лицо исказила кислая мина. Он сделал пару шагов назад. Мира усмехнулась, сощурив свои глаза. Которые словно были наполнены демоническим ядом.

– Да-да, именно так, – подбодрила она его. – Всё правильно делаешь. Шаг за шагом. Туда. Выход там, в той стороне. Поскорее.

Он остановился.

– Я идиот, – согласился он хриплым голосом. – Но…

– Идиотам здесь не место, – не пожелав выслушать его, прохладно отрезала она. – Во-он там, – указала она на продолжение коридора, – наверное, самое оно. Приглянись. И оставь меня.