Моня подмигнул Алеше:

— Ну, старик, смотри не теряйся. Она ведь из-за тебя пригласила нас к себе, хочет тебя заполучить.

Страсть поэта — эта роковая власть мечтаний и предчувствий, замирания души — завладела Алешей с момента, когда он увидел Маргариту. Она это заметила и кокетничала с ним по-женски, улыбаясь и изменяя модуляции голоса.

По указанию Мони Алеша сделал закупки у его приятеля в Елисеевском, а по дороге к Маргарите заехал на цветочный рынок возле станции метро «Сокол» и купил для нее букет из крупных георгинов, обрамленных ветками кружевного папоротника. Потом он забрал Моню прямо из палаты, и они пришли к ней.

Войдя в квартиру на четвертом этаже, оба в восторге уставились на женщину: она была в облегающем платье из темно-синего бархата, с глубоким вырезом и открытыми плечами под прозрачной голубой накидкой, платье опускалось чуть ниже колен, но сбоку имелся длинный разрез, открывающий колено и часть бедра. Маргариты, заметив реакцию мужчин, слегка улыбнулась. А увидев протянутые ей цветы, мягко коснулась руки Алеши и изящным движением взялась за голову:

— Это мне?

— Да, от Мони, — он замялся на секунду и добавил: — И от меня тоже.

— Спа-а-асибо! — протянула она. — Какие прелестные цветы! Сейчас поставлю в вазу.

Маргарита отошла, и Моня подмигнул Алеше:

— Это она для тебя нарядилась — соблазняет.

Маргарита вернулась с вазой:

— А я приготовила вам сюрприз: сделала фаршированную рыбу по-еврейски. Вы любите фаршированную рыбу?

Моня зачмокал губами:

— Какой же еврей не любит фаршированную рыбу! Спасибо, но зачем вы утруждались? Вот насчет Алеши не знаю, любит ли он фаршированную рыбу, — у него мама русская.

Моня толкнул Алешу в бок, тот возразил:

— Конечно, люблю. Моя русская мама умеет готовить очень вкусную фаршированную рыбу. Она меня с детства приучила к ней.

— Ну, я очень рада. Мне приятно сделать для вас что-нибудь вкусное.

Они выложили пакеты с закусками и бутылки, Маргарита всплеснула руками при виде такого изобилия и стала расставлять все на столе, Алеша помогал, украдкой любуясь, как грациозно она двигается. В разрезе платья мелькали колени, и он не мог оторвать глаз от изящных линий. Она нарочно поворачивалась так, чтобы ему было видней, и украдкой бросала на него лукавые взгляды.

В ее маленькую «хрущобу» набилось больше десяти человек, лечивших Моню. Все явились прямо с работы — голодные. Женщины в нарядных платьях выглядели привлекательнее, чем в медицинских халатах, но наряд Маргариты поражал всех. Женщины сразу начали расспрашивать: где достала?

— У спекулянтки, конечно, она из Франции привезла и мне втридорога продала.

Миша Цалюк принес магнитофон и кассеты с еврейскими песнями и танцами:

— Мы празднуем выздоровление еврейского героя, и будем слушать еврейские песни, и танцевать еврейские танцы.

— Откуда у тебя такая коллекция еврейской музыки? Ведь ни по радио, ни на пластинках еврейской музыки нет.

— Собираю разными подпольными путями, записываю из передач «Голоса Израиля», только по-тихому, чтобы не обвинили в сионизме.

При виде богато накрытого стола с бутылками мужчины потирали руки:

— Ого, коньячок армянский, пять звездочек! Слюнки текут, давайте начинать!

Уселись тесно, хозяйка указала Алеше место радом с собой и часто, как бы невзначай, касалась его. Первый тост — благодарность за лечение — произнес Моня:

— Дорогие представители передовой советской медицины… — Все ехидно заулыбались, а он продолжал: — Я не оговорился, начав с газетного штампа. Вот все ругают нашу медицину, а я скажу так: медицина, может быть, и плохая, а врачи — хорошие. Какие же еще другие врачи могли бы так успешно лечить при такой бедности оборудования и лекарств? И я сам этому доказательство.

— Да еще прибавь — за такую нищенскую зарплату, — вставил Боря Элкунин. — Всем без разбора зарплата одинаковая. Хошь — лечи, а хошь — балуй, все равно получишь — что?

— Борька, перестань! — возмутились женщины.

— А я что? Я ничего не сказал. А вы что подумали?

После минуты общего смеха Моня с улыбкой продолжил:

— Ну да, и за такую низкую зарплату. Обычный советский человек живет по лозунгу: «Пока правительство делает вид, что платит мне зарплату, я буду делать вид, что работаю». Так? А вы, врачи, не можете себе позволить делать вид, что людей лечите.

Боря Элкунин тут же ехидно вставил:

— Мы об людях думаем. Об людях или о блюдях?