Шрифт:
— Мы, конечно, примем меры, но разглашать это на весь мир не стоит. Мы давно следим за Малаховкой. По нашим сведениям, там свили гнездо сионисты. Мы не можем допустить, чтобы они продолжали свою деятельность. Но мы не допустим и того, чтобы нашу страну открыто обвиняли в антисемитизме. Мы найдем поджигателей. Но суд должен быть закрытым, не для разглашения.
Саша рассказал о своем визите Павлу:
— Какие сионисты! — воскликнул Павел. — Они в каждом еврее хотят видеть сиониста. Я сам бывал в Малаховке и знаю о ее жителях от Алеши. Это обычные советские люди, только одно у них плохо: в паспорте написано «еврей». Сами же власти это им написали и сами за это подозревают на каждом шагу.
Все же по указке генерала прислали нового следователя, он стал проверять листовки через лупу и обнаружил, что в шрифте была одна и та же рассеченная буква. Проверили печатные машинки в Малаховке, так как их было мало, вскоре нашли машинку с рассеченной буквой. Стали проверять, кто имел к ней доступ. И выяснилось, что листовки печатали два студента-комсомольца.
Поджигателей арестовали и постановили судить закрытым судом.
Павел возмущался:
— Почему закрытым?
Саша объяснил, насупленно глядя в сторону:
— Дядя Павел, это все из-за Министерства госбезопасности, они не хотят, чтобы на суд проникли иностранные журналисты. И поделать ничего нельзя.
— Но если это суд, хоть и закрытый, то кто будет их судить, обвинять и защищать?
— Судья — очень строгая баба, насквозь партийная. Будут два специально отобранных народных заседателя. — Саша по обыкновению склонил голову набок: — А адвокатом подсудимых назначен я.
— Ты?! Ты будешь защищать этих мерзавцев? — Павел был поражен.
— Ну, дядя Павел, вы не волнуйтесь. Я сам вызвался защищать их на суде.
— Зачем, почему?
— Я хочу построить защиту так, что она обрисует не только самих преступников, но и живучесть антисемитизма в нашем обществе. Я уверен, что смогу сделать это лучше любого другого.
Павлу очень хотелось присутствовать на суде, и Саша сумел оформить его своим помощником. На процесс Саша явился без орденов, ничем не выделяясь среди других. Павел поражался, как два дня во время опроса подзащитных Саша дотошно и мягко выспрашивал их о семьях, об учебе, об активности в общественной жизни, об интересах. Вопросы он ставил так, как будто всячески хотел подчеркнуть положительные стороны своих подзащитных, их возможную невиновность. Из ответов получалось, что они были типичными примерными комсомольцами, воспитанными в лучших традициях. У толстухи судьи создалось впечатление, что адвокат тряпка. Она иронически поджимала губы, иногда скептически морщилась и бросала по сторонам короткие реплики двум народным заседателям, видела, что защитник клонит процесс в какую-то непонятную сторону.
И вот наступил третий, заключительный день. На это заседание Саша явился в пиджаке со Звездой героя и орденскими колодками. Увидев это, суровая судья вытаращила глаза. Она слышала, что он был участником войны, но не знала, каким он был героем. Два народных заседателя тоже поразились. Подсудимые, опустив головы, украдкой поглядывали на своего украшенного наградами адвоката. И вот Саша начал свою защитную речь.
— Уважаемый товарищ судья и товарищи народные заседатели! Суд у нас закрытый, и мне незачем обращаться к публике, которая не была допущена. А жаль.
Судья еще более удивленно посмотрела на адвоката, а он продолжал:
— Жаль потому, что подсудимые-то не признались в своей вине, и мне, их адвокату, предстоит подтвердить, что, может быть, действительно, это не их вина в том, что сгорела малаховская синагога… — Саша сделал паузу и повторил: — Может быть, это преступление лежит не на их совести, а на совести кого-то другого. Я попытаюсь это доказать.
Судья насупилась, наклонилась над столом и насторожилась. Саша продолжал:
— Они говорили, что в ночь поджога были пьяны, не помнят, как и что было, что, мол, по пьянке подзадоривали друг друга разговорами о девушках и, возможно, уронили окурок у стены синагоги, отчего она загорелась. Они утверждали, что как примерные комсомольцы никакой религией не интересовались, про еврейскую религию вообще ничего не знают. Откуда же могла возникнуть у них мысль поджечь именно еврейскую синагогу? Неоткуда ей было взяться. И все же почему-то синагога сгорела, и погибла сторожиха. Значит, кто-то виноват в этом случайном стечении обстоятельств. Попробуем найти виновных. Для этого надо узнать, кто и почему напечатал листовки с угрозами в адрес евреев, зачем расклеил их возле сгоревшей синагоги и на Казанском вокзале? Почему авторы поставили подпись «БЖСР» и что она означает? Подсудимые подтверждают, что для своих целей пользовались той же печатной машинкой, на которой напечатаны листовки. Но они говорят, что о содержании листовок ничего не знают, и на нашу просьбу расшифровать подпись «БЖСР» не отозвались. Оказалось, что лозунг «Бей жидов — спасай Россию!» им неизвестен. Этот лозунг писали и выкрикивали еще полвека назад, до революции, ненавистники евреев — черносотенцы. Откуда же подсудимым знать его? Они заявляют, что живут в передовом советском обществе, что они его активные члены. Тогда получается, что надо винить не их, а это самое общество, в котором они живут. Действительно, антисемитизм — это не только личное, но и общественное явление. Примеров антисемитизма в нашем обществе, к сожалению, довольно много.
Судья посуровела, заерзала на стуле, шепнула что-то народным заседателям и движением ладони вниз показала адвокату знак, чтобы он не развивал эту тему. Но Саша встал к ней вполоборота и сделал вид, что не заметил. Ему очень хотелось рассказать о подвиге Мони Генделя, который спас древнюю Тору, рискуя своей жизнью. Но он знал, что его упоминание о свитке не поймут и сочтут националистическим выпадом. А потому продолжал:
— Еврейское население страны принимает активное участие во всей жизни общества, не отличаясь от граждан других национальностей. Но многие постоянно ругают евреев, евреи им мешают. Есть люди, которые не просто не любят евреев, но хотели бы совсем от них навсегда избавиться, в том числе и путем насилия. Вот эта ненависть и проявилась в поджоге синагоги и в подписи к листовкам: «Бей жидов — спасай Россию!» И не только общество, но и власти их в этом поддерживают.
Судья привстала с места и грозно уставилась на Сашу, но он повернулся к ней спиной:
— Есть много примеров поддержки антисемитизма нашими властями. Всего несколько лет назад был расстрелян весь состав Еврейского антифашистского комитета. Затем обвинили врачей-евреев. А потом оказалось, что в обоих случаях обвинения были сфабрикованы, и справедливость восторжествовала, но только после смерти Сталина. А кто стоял за Сталиным? Его ближайшее окружение, члены Политбюро.
Судья громко закашляла, чтобы привлечь внимание адвоката. Но он упрямо продолжал: