— Так вот Гмыря не решается петь без разрешения партии.

— И правильно делает, что не решается. Сколько уже раз я говорил евреям: у них нет права считать Бабий Яр своим национальным памятником.

Хрущев ответил отказом, Гмыре петь запретили.

Это был первый удар по Шостаковичу.

Обычно всеми оркестровыми произведениями Шостаковича дирижировал на премьерах самый известный дирижер Евгений Мравинский. И на этот раз он получил от композитора партитуру симфонии, но испугался и не дал ответа. Это был второй удар.

Тогда дирижировать взялся Кирилл Кондрашин, еврей по матери. Кондрашин и пригласил солиста Большого театра баса Виктора Нечипайло. Это была честь, певец согласился, разучил музыкальную партию и стихи. Но министр Фурцева сообщила в Большой театр о мнении Хрущева. Дирекция театра сразу переделала расписание спектаклей так, что Нечипайло неожиданно оказался «занят» в спектакле как раз в день исполнения симфонии. Это был третий удар по Шостаковичу.

Тогда попросили петь дублера Виталия Громадского. Он дал согласие.

Евтушенко, тоже под давлением, нехотя, внес в стихи изменения: в тексте второй и двенадцатой строф вместо слова «евреев» пришлось поставить слово «украинцев». Шостакович основной текст не менял, но ввел эти два четверостишья в новом варианте, и сам был недоволен, что «смалодушничал».

Павел с Марией и Бертой сидели в ложе, неожиданно оказалось, что рядом были места для Эренбурга и его жены Любы. Не виделись они с той первой и единственной встречи, но встретились, как старые знакомые. Эренбург сказал:

— Вот я говорил вам, что я старик и мне уже ничего не интересно, я никуда не хочу ходить. Но Шостакович прислал мне приглашение на этот особый концерт. Ну как я мог отказаться?

Павел познакомил их с Марией и Бертой:

— Это наша близкая родственница из Бельгии.

— Из Бельгии? — Эренбург был рад поговорить с ней по-французски.

А публика все валила и валила, и Векслер уже не знал, куда ему посадить всех знаменитостей, всем надо было давать контрамарки. Пришла чуть ли не вся московская еврейская интеллигенция: Майя Плисецкая с мужем Родионом Щедриным, Лев Кассиль, Аркадий Райкин, Эрнст Неизвестный и многие другие. Не все они знали сложную историю, предшествовавшую премьере, но понимали, что название симфонии «Бабий Яр» — это выражение сочувствия еврейскому народу, и чувствовали себя как на баррикадах. Для любителей музыки и думающей части общества это была уникальная возможность собраться вместе и продемонстрировать свою солидарность.

В антракте Мария подвела Павла с Бертой к картине Репина «Славянские композиторы», висевшей в фойе, и рассказала Павлу об тайной встрече сестер в 1948 году, в первый приезд Берты туристкой.

— Вот тут мы с Берточкой тайно встретились и тихо переговаривались, не глядя друг на друга. Мы страшно боялись, что за нами следят. Я встала позади и шепнула: «Берточка, милая моя, любимая, только не оглядывайся. Я буду говорить, а ты слушай и не поворачивайся. Потом я обойду тебя, встану на твое место и буду смотреть на картину, а ты встань сзади и говори». Я торопливым шепотом коротко рассказывала ей самое главное о своей жизни. Потом Берта встала позади меня и таким же шепотом со слезами говорила: «Если бы была хоть какая-то возможность, я бы вас вырвала отсюда». Мы повернулись друг к другу, только когда прозвенел второй звонок. Нам так хотелось обняться и вместе поплакать, поплакать от радости встречи и от горестей прожитой жизни. Но нас разделяла человеческая несправедливость.

Теперь обе вспоминали об этом с грустью, переживая заново. Павлу было горько представить себе их встречу. Берта добавила:

— Конечно, теперь нет такого страха, как тогда, но я снова повторю шепотом: если бы была хоть какая-то возможность, я бы вас вырвала отсюда.

Они вернулись в ложу дослушивать симфонию.

Что творилось после финала! Шум, невероятный гром аплодисментов, бесконечные вызовы на сцену Шостаковича и Евтушенко…

В рецензии газеты «Правда» было написано: «Шостакович не понял, что нужно обществу». Особенно критиковали первую часть симфонии. «Если Шостаковичу нужен материал, вскрывающий зверства фашизма во Второй мировой войне, то разве его следовало искать только здесь?»

Восьмого марта 1963 года Хрущев устроил очередную встречу руководителей партии и правительства с деятелями искусства и литературы. Он выступил на встрече со словами: «В ЦК поступают письма, в которых высказывается беспокойство по поводу того, что в иных произведениях в извращенном виде изображается положение евреев в нашей стране… В стихотворении „Бабий Яр“ дело изображено так, что жертвами фашистских злодеяний было только еврейское население… Там погибло… немало людей других национальностей… У нас не существует „еврейского вопроса“, а те, кто выдумывает его, поют с чужого голоса».

Павел, узнав об этих словах от евреев, участников встречи, спросил:

— А кто писал эти «обеспокоенные» письма, он не сказал?

— Кто писал? Русские, конечно.

— Это только показывает, как культивируют антисемитизм.

Но стихи и симфония сделали доброе дело: в 1965 году власти все-таки дали разрешение на размещение мемориальной каменной плиты у Бабьего Яра. Четверть века спустя после злодеяния…