В обществе росло ощущение униженности, бессилия перед самодурствующей властью, тупика. Главный аргумент в пользу власти в массовом сознании – «лишь бы не было войны» – начинал звучать издевательски. Власти наложили информационную блокаду на сведения об афганской войне. Телевидение и газеты сообщали, что советские войска строят школы и больницы. Между тем в Россию стало прибывать все больше и больше «похоронок» и цинковых гробов. Из сообщений западных радиостанций люди узнавали, что советские войска ведут кровопролитные сражения в Афганистане с моджахедами и проводят карательные операции против афганских селений, что кровь в Афганистане льется рекой.

А. А. Ляховский. Пламя Афгана. М.: Вагриус, 1999.

Б. В. Громов. Ограниченный контингент. М.: Прогресс, 1994.

П. Алан, Д. Клей. Афганский капкан. М.: Международные отношения, 1999.

Нерусские республики развивались в 1970-е – первой половине 1980-х гг. в целом быстрее, чем РСФСР. В связи с тем, что нерусские республики имели, согласно ленинско-сталинскому замыслу, больший удельный вес в органах власти, им удавалось получить относительно большие куски бюджетного пирога (хотя Москва, как союзная столица, была всегда исключением). По советским законам все дети получали доступ к «бесплатному» образованию, медицине, другим социальным благам. В результате та же Средняя Азия за 1960-е и 1970-е гг. получала из общесоюзного бюджета в два с лишним раза больше ресурсов, чем производила сама. Это еще больше способствовало происходившему там демографическому взрыву.

По молчаливому уговору, союзные власти производили негласный «подкуп» нерусских регионов и республик для нейтрализации там традиционных антирусских и антисоветских настроений – прежде всего Прибалтики, Западной Украины и Закавказья.

В Казахстане и Средней Азии продолжалась модернизация традиционных обществ. Там современная промышленность, сельскохозяйственные комплексы, образование и наука развивались за счет субсидий из союзного бюджета и держались в значительной мере на квалифицированном труде русских, немцев и других мигрантов. На территории Прибалтики и Украины наряду с многочисленными военными объектами строились громадные предприятия и торговые порты (через них шло более 80 % всего союзного грузооборота). На эти стройки привозили рабочих из других регионов СССР. Приезжие оставались в более богатой Прибалтике и тёплой приморской Украине, что существенно меняло этническую структуру населения. В связи с развитием традиции летнего «дикого» (т. е. не по санаторной путевке) отдыха на берегах Черного моря, и «теневой» торговлей южными фруктами невероятно разбогатела Грузия и особенно Абхазия, где сложился массовый слой «подпольных» богачей, строились громадные особняки. Богатству Закавказья в значительной степени способствовали и мало контролируемые субсидии союзного центра на развитие промышленности и сельского хозяйства этого региона. Значительная, если не большая часть отпускаемых Москвой средств исчезала в карманах партийной номенклатуры края и относительно небольшого слоя торговцев и подпольных промышленников («теневиков»). Простой же народ – рабочие и особенно земледельцы – продолжал жить совсем небогато.

В 1970-е гг. быстрее, чем до этого, уменьшался удельный вес этнических русских в общем населении СССР. Сказывалось разорение русской деревни, большие потери среди русских в годы Второй мировой войны, повальное пьянство в русских деревнях и небольших городах.

Советская модернизаторская политика, прежде всего поощрение всеобщего среднего образования и развитие системы высшего образования привели к парадоксальному результату. Во всех нерусских республиках без исключения, где складывался средний класс, прежде всего среди деятелей культуры и специалистов в области гуманитарных наук, вызревал и усиливался национализм. К тому же брежневская кадровая стабильность привела к быстрому складыванию в республиках Средней Азии и Закавказья национально-этнических кланов, организованных прежде всего на экономической основе – в них расцветала крупномасштабная коррупция и теневая экономика. В Узбекистане и Грузии теневая экономика, по сути, пронизала все поры общества. Именно на борьбе с коррупционерами, совершенно, впрочем, безуспешной, сделал свою карьеру Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе (вначале председатель КГБ Грузии, а затем первый секретарь республиканской компартии). В недрах этих национальных кланов получили закалку и вышли наверх люди, которые вскоре преобразовали «союзные республики» в независимые государства: Гейдар Алиев в Азербайджане, Сапармурад Ниязов в Туркмении и Рустам Каримов в Узбекистане.

Разумеется, никакие субсидии и подачки из союзного бюджета не могли изгладить память о депортациях и терроре, которая среди масс нерусского населения ряда республик трансформировалась в ненависть и презрение к русским. В Прибалтике литовцы, латыши и эстонцы относились к «русским» (куда зачисляли всех трудовых мигрантов, включая украинцев, белорусов, татар и других чужаков) как к оккупантам, малокультурным «варварам». В Казахстане росли трения между образованными казахами и русскими поселенцами, оставшимися жить в Целинном Крае. Особенно серьезным было напряжение в Латвии, где русскоязычные составляли половину населения (против 12 процентов в 1940 г.). В Грузии коррумпированные «теневики» и молодежь нередко не скрывали своего превосходства и презрения к русским «отдыхающим». Наконец, на Западной Украине, во Львове, Луцке, Станиславе (Ивано-Франковске) и других городах население нередко проявляло враждебность к людям, говорящим по-русски. Исключением в этом регионе была Карпатская Русь (Закарпатская область), где традиционно хорошее еще с XIX в. отношение к России распространялось на русскоговорящих приезжих. Себя самих карпатороссы не считали украинцами, но особым четвертым восточнославянским народом – русинами (чему есть немалые этнолингвистические основания).

В годы застоя складывается временное «братство» диссидентов-националистов, от русских до евреев и прибалтов. У них был общий враг – коммунистический режим. Большинство диссидентов, включая Сахарова, полагало, что СССР должен быть разрушен. Мало кто из них задумывался над опасностью этого процесса, экономической и социально-культурной ценой «независимости». На поверку, некоторые из диссидентов (например, Звиади Гамсахурдия в Грузии) вынашивали планы построения «малых империй» и насильственной ассимиляции малых народностей, живущих на территории «своих» республик. Из видных борцов с советским режимом А. И. Солженицын был в меньшинстве, когда заявлял, что нужно сохранить «славянское ядро», восстанавливая историческую Россию не за счет развала, а на основе добровольной интеграции, прежде всего РСФСР, Украины, Белоруссии и русскоязычных областей Казахстана.

Некоторые западные демографы уже тогда начали предсказывать кризис национальной политики СССР на почве растущего перевеса нерусских народов над русским. В то же время нельзя однозначно говорить о провале советской национальной политики и неизбежности распада советского общества на национальные части. Возрастало количество нерусских по крови людей, для которых русский язык был первым и родным. Центральная и Восточная Украина, и вся Белоруссия, как и прежде, были двуязычными, причем в городской среде господствовали русский язык и культура.