Этого, конечно, Ардену никто не рассказал. Он узнал другое. Король отправил в Крей-Лималль Черный полк и выдал благородным пиратам рю Вилля патент на охоту на корабли и галеры кочевников Дикоземья. Оборотни перешли границу в тот же день, когда эскадра вышла в море. Ласурцы передвигались тайно и только в звериной ипостаси, обходя поселения людей. Страна и без того бурлила слухами, люди всего боялись, опасность видели там, где ее не было, а где была - преувеличивали до размеров катастрофы. Гарнизоны и крупные города поддерживали связь через порталы и зеркала, но до остальных сведения доходили искаженные и отрывочные. Вести, приходившие с юга и юго-запада, были противоречивыми. Кто говорил, что столица уже пала, другие - что принц Кирин собирает войска. Короче, огласка была ни к чему.

Оборотни обосновались в обособленной бухте к северу от Крей-Тон и в ожидании прибытия морского конвоя проводили разведку и искали способ связаться с осажденными. Арден, напав на хана кочевников, воспользовавшись случаем, нарушил тщательно продуманный план по его пленению. Все время, пока Веся перевязывали, он ругательски ругал за это зятя.

Конечно, не стоило думать, что теперь гарнизон Крей-тон при поддержке ласурских оборотней прямо завтра выйдет на Последнюю Битву, о которой потом сложат эпос. Хотя когда с флагмана на берег первым сошел Его Высочество принц Колей весь в белом и с алым плюмажем на шлеме, сразу стало понятно - не за горами триумф!

Колей был бабником и кутилой, но он не был трусом. Он был мальчишкой, когда началась ласурско-крейская война, и как каждому мальчишке, ему хотелось подвигов. К сожалению, принцы не сбегают на войну, набившись в попутчики и оруженосцы к странствующим рыцарям. В этот раз сказал отцу, что едет. Редьярд удивился, но запрещать не стал.

Всю дорогу они с герцогом пили ласуровку, играли в карты и тренировали воинское искусство, кидая ножи в доску с изображенной голой красоткой. Попасть, понятное дело, надо было между ног. С целкостью и у того, и у другого что-то не задавалось. Красотка только нагло и даже вызывающе улыбалась.

Ночные вылазки оборотней, резавших спящих кочевников, как волки - стадо, охота пиратов за их галерами, диверсии летучих отрядов принца Кирана, нападающих на их обозы, до предела раздражило и озлобило осаждающих. Разведка донесла, что кочевники готовы к штурму.

В ту же ночь счастливая случайность спасла столицу от большой опасности. Хотя какая же случайность? Это был трезвый расчет. Ночью Крей-Тон патрулировали только оборотни. Нили уловил движение, почуял приторный запах пота. Так пах страх - кто-то был напряжен, смертельно боялся чего-то. Нили обернулся, распушил полосатый хвост и прыгнул. Человек, на которого из темноты кинулась черная маска на звериной морде, сдавленно вскрикнул и попытался сбежать. Несчастный не знал, что страшнее енота в гневе зверя нет. Подоспевшая стража отняла у оборотня помятого задержанного. При обыске у него был обнаружен подозрительного вида и запаха порошок. Пока стражники волокли диверсанта к коменданту гарнизона, Нили прошел по горячим в прямом смысле следам до портовых складов. В глухом закоулке, в тесноте и мешанине беспорядочных строений, в заброшенном и неказистом строении, запертом не по статусу на большой навесной замок, оборотень нашел еще несколько мешочков. И здесь бывал еще кто-то. Енот, отчаянно чихая и брякая мешками по ляжкам, направился новой дорогой.

Заговорщиков допрашивали недолго и жестко. Когда все закончилось, принц с горечью сказал тестю:

– Скажи мне, господин мой Рауф! Нам верой и правдой служат чужеземцы. Не люди даже - оборотни. Вчерашние враги! Они защищают Крей, потому, быть может, что бы защитить Ласурию. А могли бы дождаться разорения Крей-Лималля, встретить врага на своей границе, ударить на нас с севера, наконец. 'Враг моего врага - мой друг!' и 'Разделяй и властвуй' сказано задолго до нас. Но защищают! И посмотри на этих негодяев, подлецов! Ради чего они решили обречь на смерть детей и женщин? Сколько золота нужно человеку, что бы забыть то, что он сделал?!

В час волка, когда ночь темнее всего, к стенам города двинулась орда. Тащили лестницы, катили окованные тараны и стенобитные орудия, катапульты. И ночи не стало. Зажглись тысячи факелов, катапульты обрушили на стены глиняные сосуды, наполненные горючей черной жидкостью. Следом стрелы несли огонь, он разливался на камни, укрепления, людей, его пламя нельзя было залить водой. По лестницам лезли и лезли захватчики, тучи стрел неслись, как самум в пустыне несет песок, сметая барханы. Битва началась.

Глава сорок вторая, битва.

Осажденный раненый город огрызался, как разъяренный оборотень. Принц Кирин звал на стены мужчин, но в домах остались только совсем маленькие дети с матерями и немногочисленные женщины, ухаживающие за ранеными. Дети постарше, старики, женщины, за спинами воинов жгли костры под огромными котлами со смолой или водой, собирали камни, заброшенные вражескими катапультами, часто испачканные кровью, заряжали метательные орудия. Засыпали песком или накрывали кошмой 'зажигалки' кочевников, тушили пожары, выносили со стен и перевязывали раненых. Воинам перед штурмом раздали куски ткани с отверстием посередине. Накидки были тяжелые, пропитанные странной смесью белого и карминового порошка. Придворный алхимик важно называл их 'аспест' и 'шамут'. Эти накидки чудесным образом не горели. У тех, у кого защиты не было, одежда от огня тлела и вспыхивала, и тогда к ним кидались мальчишки, сбивали пламя, заливали раны целебным облепиховым маслом, быстро заматывали кусками чистой ткани. Во внутреннем дворе несколько женщин врачевали неопасные раны - зашивали, обезболивали. Здесь распоряжалась принцесса Сарита - в простом платье, с закрытым лицом. Ее личная стража частью охраняла детей и дворец, частью - сражалась. Мужу она говорить запретила. Раненые, кто мог, возвращался на стены. Остальных отвозили на повозках к архимагу, в городские лекарни, во дворец, в дом Софины ан Денец.

Под стенами высились трупы, разбитые орудия, сломанные лестницы. Рвы полны были не воды - крови. Разбиты барбакан и дозорная башня, горящие бастионы. К небу поднимался дым, а с ним - молитвы. Верховный жрец, стоя на крыше донжона, воздев руки, молил, требовал от богов силы - сражающимся, покоя - убитым. Не знаю, слышал ли его пантеон, но враги изнемогали от ярости, слыша этот голос. Эта вера как свежая кровь вливалась в защитников, и они молились вместе с ним. Женские, детские, иногда - сильные и хриплые мужские голоса возносились над битвой.