В конце августа семья Чугаевых переехала в Петербург. Его вступительная лекция в сентябре 1908 года собрала громадную аудиторию, как студентов, так и педагогического персонала. Эта лекция была блестящей; не знаю успел ли он ее напечатать, но я очень уговаривал его это сделать. Лекция касалась и периодического закона Менделеева, и гипотезы происхождения элементов. И хотя сам автор периодического закона указывал, что периодический закон дает доказательства невозможности происхождения элементов из водорода или другого элемента с малым атомным весом, гем не менее Л. А., со свойственным ему увлечением и громадной эрудицией, стал на другую точку зрения и интересными сопоставлениями доказывал, что рано или поздно этот вопрос будет решен в духе гипотезы Проута. В Петербургском Университете Л. А. продолжал с большим успехом работы с комплексными органическими соединениями металлов платины и ее спутников. Эти работы по характеру исследования, являются как бы мостом между неорганическими и органическими соединениями и могут служить веским подтверждением известной координационной теории проф. Вернера. Чугаев продолжал исследовать с своими учениками также некоторые проблемы органической химии. Он был первым из русских химиков, кто заказал мою бомбу для гидрогенизации органических соединений под давлением.

Приезд семьи Чугаева в Петербург был радостен не только для меня, но также и для наших семей. Наши жены очень скоро сдружились и между всеми нами установились родственные отношения. Точно также Софья Ивановна Мейнцин гер, воспитавшая Чугаева, пользовалась нашей большой симпатией и любовью. Не было ни одной недели, чтобы мы не видались и не бывали друг у друга. Понятно, что при таком сближении наших семей неизбежно должен был наступить момент, когда мы должны были сказать друг другу, что находимся в родственных отношениях. Это случилось в конце января 1909 года, когда я с женой с детьми были на каком-то семейном празднике у Чугаевых; после обеда я и Чугаев пошли прогуляться и во время прогулки я очень осторожно сказал ему, что по всем данным мы находимся в родстве между собою. Он очень радостно подтвердил мне это и с тех пор мы стали братьями не только по родству, но и по работе на научном поприще, так как делились всеми результатами своих химических работ, всеми идеями и помыслами в этой области.

Как научный работник, Л. А. представлял из себя редкий феномен. Многих ученых приходилось мне знать и слышать об их жизни, но такого, как Л. А., я не знал никого. В отношении его любви к науке, Л. А. можно сравнить с знаменитыми проповедниками, которые, отказавшись от всего земного ради любви, правды и духовной красоты, полностью предаются своему делу, не обращая внимания на те ужасные условия, при которых им приходится жить и действовать. Свою цель жизни Л. А. видел только в науке, и любовь к науке брала верх над всем земным. Понятно, что лучшего собеседника и друга, я не мог найти среди моих коллег.

Мои работы по вытеснению металлов к началу 1909 года настолько подвинулись вперед, что я решил сделать доклад в мартовском заседании Р. Ф.-Х. О. Новизна моего доклада собрала большую аудиторию; на него пришли также моя жена и А. А. Чугаева. После доклада состоялся такой оживленный обмен мнений, что было ясно, какой интерес был возбужден результатом нашей работы, — моей и В. Верховского. Так как в половине мая в Лондоне должен был состояться 7-й Международный Конгресс чистой и прикладной химии, то я решил поехать на этот конгресс и доложить в электротехнической секции полученные нами результаты. Л. А. Чугаев также решил поехать на Конгресс и доложить о своих работах о диссперсии; он в этой области открыл очень интересные правильности, обработав значительный опытный материал. Моя поездка в Лондон облегчалась тем, что Артиллерийский Комитет решил командировать меня на Конгресс в качестве русского делегата, о чем было испрошено Высочайшее повеление. ‘

Тотчас же после моего доклада о «вытеснении металлов водородом под давлением», ко мне обратился профессор Технологического Института А. А. Яковкин с просьбой выставить мою кандидатуру на замещение кафедры органической химии и заведывание органической лабораторией. Он мне объяснил, что проф. Фаворский, который занимал эту кафедру в течении около 10 лет (после смерти проф. М. Д. Львова), в виду перегруженности, решил покинуть Институт, и потому все химики Технолог. Института решили обратиться ко мне и просить меня выставить мою кандидатуру, обещав мне, что я буду выбран почти единогласно. Я очень поблагодарил проф. Яковкина и сказал, что подумаю об этом предложении и в скором времени дам ему ответ. Вскоре после этого разговора я услыхал, не помню от кого, что Фаворский заявил в факультете Института о своем уходе, предложил своим заместителем проф. J1. А. Чугаева. Конечно, я немедленно же рассказал J1. А. Чугаеву о предложении проф. Яковкина и просил его совершенно искренно сказать мне: хотел бы он получить это место в Технологическом Институте или оно его мало интересует? Если ему хочется занять эту кафедру, то я тотчас же заявлю Яковкину, что отказываюсь выставить свою кандидатуру; в противном случае, я охотно соглашусь преподавать химию в Институте и заведывать лабораторией, где я могу организовать научные работы по каталитическим реакциям под давлением. Я нисколько не был заинтересован в деньгах, так как я, взяв лекции в Технологическом Институте, должен буду отказаться от лекций в Институте Гражданских Инженеров, которые могу передать ему, если он пожелает их взять. Брат подтвердил мне, что Фаворский, с его согласия, выставил его кандидатуру и что он ничего не знал, о сделанном мне Яковкиным подобном предложении. Он сообщил мне, что в виду слухов об отмене гонорара, получаемого профессорами от студентов за слушание лекций, он боится, что его содержание от Университета будет уменьшено и ему будет трудно содержать семью. Только из этих соображений он желал бы получить лекции в Институте. Убедившись из нашего разговора, что брату хочется взять эту работу, я при первом же свидании с проф. Яковкиным, очень поблагодарил его за лестное для меня предложение, но сказал, что, по независимым от меня обстоятельствам, я никак не могу согласиться выставить свою кандидатуру. Эти переговоры происходили весной; они повторились и осенью; ко мне на квартиру приезжали химики Технологического Института и упрашивали меня выставить мою кандидатуру, обещая полный мой триумф на выборах; но я категорически отказался.

Насколько химики Института хотели меня видеть на

кафедре органической химии, я мог убедиться из результатов баллотировки моего брата. Несмотря на свою безусловно высокую научную репутацию, он менее меня подходил к занятию означенной кафедры в Технологическом Институте, так как все его работы имели чисто академический характер, между тем как характер моих работ указывал на возможность их применения и в промышленности, что для будущих инженеров-химиков представляло громадную важность. При баллотировке брат получил несколько неизбирательных голосов (насколько помню, из 23-х было 7 черных шаров), что можно было объяснить только большой отдаленностью его исследований от современных задач химической промышленности. И действительно, за довольно долгий промежуток (более 10 лет) своего пребывания в Институте ему не удалось создать такой же блестящей школы учеников, какая имела место в Петербургском Университете. Но тем не менее студенты относились к нему с громадным уважением и очень ценили его лекции и советы на практических занятиях, которые велись под его руководством.

Имея основательные познания по изготовлению взрывчатых веществ и будучи преподавателем химии в Институте Гражданских Инженеров, который находился в ведении министерства внутренних дел, я был назначен членом Строительного Комитета для рассмотрения всяких дел, связанных с постройкой частных заводов взрывчатых веществ и порохов. В России в то время имелись следующие главные заводы взрывчатых веществ: Шлиссельбургский завод, завод Виннера в Саблино (в 42 кил. от Петербурга) и Штеровский, на юге России. Моя обязанность заключалась в рассмотрении правильности составленных проектов новых зданий на заводской территории, безопасности изготовления взрывчатых веществ и т. п. В министерстве торговли и промышленности была образована особая Междуведомственная Комиссия по взрывчатым веществам и порохам, куда я тоже входил в качестве представителя от министерства внутренних дел. Эта комиссия занималась, главным образом, изданием законов об изготовлении, хранении и перевозке взрывчатых веществ и порохов, изготовляемых на частных заводах, и состояла из представителей заинтересованных ведомств. Эти обязанности не отнимали у меня много времени, но иногда приходилось ездить на эти заводы вместе с другими специалистами для рассмотрения на месте спорных вопросов. Для меня это знакомство с частными заводами взрывчатых веществ оказалось очень полезным во время войны 1914 года.

9-го мая 1909 года я и Чугаев выехали из Петербурга в Лондон на 7-й Международный Конгресс чистой и прикладной химии. По дороге мы встретили проф. Вальдена, который направлялся на тот же Конгресс из Риги. Мы остановились в Берлине на один или два дня, чтобы зайти в Немецкое Химическое Общество, а также осмотреть химическую лабораторию Эмиля Фишера в Берлинском Университете. Проф. Якобсон, который был редактором “Berichte”, сказал мне, что присланная мною работа о «Вытеснении металлов» уже в наборе, появится в следующем номере журнала и представляет большой интерес. Др. Деккер, доцент Московского Университета, знакомый Чугаева, работавший в то время в лаборатории Э. Фишера, предложил нам свою помощь по ознакомлениюс химической лабораторией. Конечно, мы воспользовались его любезностью, и он показал нам все отделения и комнаты этой обширной лаборатории, которая произвела на нас грандиозное впечатление. Мы не имели намерения представляться проф. Э. Фишеру, не имея к нему какого-либо специального дела и зная, как он занят и недоступен. Но совершенно случайно в одной из зал мы увидали Э. Фишера, разговаривающим с одним из его ассистентов. Было неудобно не подойти к нему и не поздороваться. Когда др. Деккер назвал ему мою фамилию, то Э. Фишер очень любезно поздо ровался со мной и сказал мне, что следит за всеми моими работами и очень ими интересуется. Он пригласил нас какнибудь зайти к нему, но так как мы сообщили, что сегодня же уезжаем в Лондон на Конгресс, то он сказал мне на прощании, что будет рад меня видеть, когда я буду обратно в Берлине. Такое внимание со стороны столь выдающегося химика очень польстило моему самолюбию», и я искренне поблагодарил его за его внимание к моей особе.