– - Ты почему, твою мать, тут же соглашаешься с каким-то прокурором и выполняешь его задание? Ты должен отвечать так: я маленький человек, ничего не знаю и не могу знать, мне не положено знать, поскольку я всего лишь туфли чищу своему боссу. Да иногда ему в жопу заглядываю. А ты что? как только усек, что с тобой болтает прокурор, сразу, даже не выслушав его до конца, помчался через весь город, чтобы тут поднять меня с кровати и сообщить, что, видите ли, он мне названивает. Да на х. он мне нужен. Смотри, у тебя ширинка на брюках не застегнута, оба шнурка на ботинках развязаны.

– - Я...не успел, шеф...

– - Молчать, когда с тобой разговаривает Тимур. Ты не знаешь, что Тимур -- все?! Кто тебя вытащил из грязи? Из дерьма, где ты валялся. Ты в помоях рылся, в мусорных бачках копался, чтобы найти старые кеды без шнурков, у тебя задница сквозь штаны светилась, потому что ты носил одни штаны по три года, так это было или нет?

– - Так, шеф.

– - Тогда почему ты не ценишь добро, свинья неблагодарная?

– - Так точно, свинья, шеф... кастрированный вепрь.

– - Иди, и чтоб я тебя не видел, на мои глаза не попадайся, пока я тебя не позову сам. Ты понял или не понял?

– - Понял, шеф.

– - Что понял?

– - Не попадаться на глаза, сидеть в своем номере и не выходить, даже если гостиница будет объята пламенем, до тех пор, пока вы сами не позовете, шеф.

– - Где входная дверь?

– - Не могу знать, шеф, -- простонал Бахтияр, не поднимая головы.

– - Как от тебя воняет, -- сказал Тимур и дал Бахтияру коленкой под зад. Тот быстро сообразил, что дверь у него за спиной, мгновенно повернулся, ухватился за ручку и когда получил второй удар босой пяткой ниже ягодицы, выскочил в коридор.

– Благодарю, шеф, - зазвенело в коридоре.

После ухода Бахтияра Тимур стал у окна, громко расхохотался: он как бы компенсировал свое непредвиденное поражение этой ночью, и стал разглядывать площадь Маяковского и сам памятник поэту. "Какой он маленький, -- подумал Тимур, глядя с высоты.
– - Интересно, из чего он состоит? Если из камня, не годится, а если из металла, я выкуплю его и отправлю в Грузию. Маяковский, он же грузин, он в Грузии родился, чего ему тут делать? Сейчас все можно купить, потому что все продается, были бы деньги. А у меня много денег. Даже у президента их столько нет, сколько у меня.
– - Он смотрел на свое отражение, слабое, расплывчатое в окне, поднимался на носках и расправлял руки в стороны, чтоб самому себе казаться гигантом.
– - А, эта сучка Натали, просто не может возбудить мужчину, вот и все. Я здесь причем? я ни причем. Надо ей сказать об этом. Да я ее тоже выкуплю у того же Раскорякина за пять миллионов долларов. Он жадный, он ее продаст. И она, когда станет моей рабыней, я заставлю ее лизать пятки, а потом мою шляпку до тех пор, пока она не затвердеет. И все равно я ее не стану трахать. Покажу ей эту шляпку, поднесу к ее губам, но глотнуть не дам. Это будет моя месть за издевательство надо мной. Ишь, кобыла! Ей двадцать сантиметров нужно. Да скольких я трахал, все были довольны, благодарили и говорили, что я - супер мужик. Так-то, Натали, Севастопольская сучка. Чего еще? А, пожрать надо". И он позвонил в ресторан, чтоб принесли ему завтрак.

9

Тамила, жена Тимура, в жилах которой пульсировала все еще молодая кровь, делая ее щеки не только розовыми, но и пунцовыми, сейчас бродила по комнатам совершенно одна, что-то искала, как маленький ребенок, потерявший куклу. Уже целую неделю многочисленная шумная родня Тимура не беспокоила ее: все они поселились в роскошных московских квартирах и потеряли интерес к дому своего благодетеля. Тем более что Тимур как бы находился в бегах.

В самые первые дни Тамила считала, что у нее гора свалилась с плеч, и теперь она свободна, как птица в безлюдном поле: любую комнату она может занять, петь и танцевать, ходить раздетой, и никто не скажет ей ни плохого, ни хорошего слова. Она снова обрела права цивилизованной женщины, избавилась от восточного базара, ибо ее квартира была превращена именно в такой базар. Не стало ругани, мата, плевков на пол, по ее коврам никто теперь не ходил в грязных сапогах, ей никто не говорил: молчи, женщина.

Но прошла неделя, другая и Тамила затосковала по общению с людьми. Ей хотелось, чтоб хоть кто-то издавал человеческий звук. У нее была кошка, которую она назвала Флоренс, но кошка только мяукала и то, когда хотела кушать, либо же просилась на улицу.

И вот, появилась забота: Тимур высыпал целый мешок долларов в угол, а потом исчез. Где он бродит, в чьих объятиях он пребывает, она не знала. А деньги остались. Их так много, просто ужас! Что с ними делать?

Похоже, что Тимур не интересуется деньгами так же, как и своей женой: свалил в кучу и пропал без вести. Но деньги, не только зло. Деньги это огромные возможности, они приносят радость, независимость, роскошь: у тебя все есть. Нет необходимости экономить на собственном желудке, на тряпках, без которых в молодые годы просто не обойтись. Ты, встав, идешь умываться, медленно вытираешься полотенцем и приходишь в восторг от своего посвежевшего за ночь лица, потому что сон был хорош, и сны были просто райские, неземные, а потом думаешь, что приготовить на завтрак, теряясь в выборе блюд. Ты серебряным голосом болтаешь по телефону с подругой или с дружком, от чьего голоса теплая волна окутывает твое сердце, -- и все это потому, что у тебя все хорошо, ты как гражданин Америки с вечной улыбкой на лице. Вот, что такое деньги.

Ты можешь отправиться в центр, на Тверскую, или в Божий храм -- церковь, и оказать помощь нищим с протянутой рукой: там ведь не только люди, способные к труду, но предпочитающие этот вид заработка, -- там есть действительно нищие, для кого просить подаяние -- это единственный способ избежать голодной смерти. А к божьему храму жулики не ходят вовсе.

Ты можешь возродить благородную деятельность меценатства, процветавшую в России, до захвата власти большевиками, взять шефство над круглыми сиротами и больными, помочь нищему писателю, или неизвестному композитору, чей талант будет признан только после его смерти. Вот, что такое деньги.