– Славка! Славка, постой! Там штаб… сломали...

***

Нимка сидел в песочнице и лепил куличи. Одинаковые, ровные конусы из синего ведёрка. Пару раз поковыряет совком дырку с мокрым песком, соберёт в ведро, перевернёт его на доску, стукнет ладонью и раз – ещё один. Весь бортик песочницы был в одинаковых песочных башнях, крайний Сонька сломала, и на его место Нимка сделал ещё один. Дети, открыв рты, смотрели, как растёт стена куличей, Сонька вяло ковыряла песок и сыпала его на Нимкины тортики.

Солнце жгло плечи через футболку. Между лопатками, прямо по позвоночнику скатилась капелька, Нимка повёл плечами, не отрываясь от дела. С силой хлопнул ведром но следующему бортику, и на нём появился новый конус с ровными песочными краями.

– Сделай машинку, - попросила Сонька. Нимка не ответил и снова стал насыпать песок в ведро…

… Сегодня утром мать обнаружила отсутствие Нимкиных сандалий. И устроила ему разнос. А Нимка спросонья и не понял, как так? Что было первым, а что потом – поход её в магазин, а потом - сандалии, или сначала она увидела, что их нет?

Он сказал тихо, что потерял. И стал смотреть на свои кеды, которые валялись в углу под вешалкой.

– Потеря-ал? – протянула мать и, прищурившись, наклонила голову. – Потерял?! Ну-ну…

Вероятно, сначала был поход в магазин, потому что мать вынула из пакета его сандалии, пыльные, потёртые с порванным кожаным ремешком - те, которые он позавчера оставил на площадке. Откуда?

– Откуда? – хмуро спросил Нимка и посмотрел на мать.

– Это ты меня спрашиваешь? Это я тебя должна спрашивать, откуда!

Нимка молчал.

– Я с утра должна выслушивать гадости от соседок! По твоей милости!

– Чего?.. От каких соседок?

– Не стыдно? Пока мать на работе, он тут развлекается! – кричала мать, а Нимка думал: зачем? Зачем она кричит? Потом она бросила сандалии на пол, сердито кивнула ему, - пойдёшь и извинишься.

Нимка опешил.

– За что?

– Ты сам не знаешь?

– Да перед кем извиняться? Я эту тётку впервые видел! И вообще, чё она орёт!

– Не тётку, а Зинаиду Михайловну! Она живёт на первом этаже, приехала к внучке. Кто тебя учил так разговаривать со взрослыми? «Пошла ты!» Если я ещё раз…

Из кухни послышался звон. И Сонькин рёв. Мать, обернулась, шёпотом выругалась, снова посмотрела на Нимку.

– Я вызову тётю. Она будет смотреть за тобой, пока я работаю. – Сказала она, остывая, и ушла на кухню – оттуда послышалось оханье и звяканье осколков.

Нимка замер, потом кинулся в коридор.

– Мам, зачем? Не надо никого!

Мать, высыпав в ведро то, что раньше было чашкой, грузно выпрямилась.

– Ты мне ещё будешь говорить, что надо, а что нет?!

Нимка понял, что лучше не спорить. По крайней мере, сейчас.

– Когда она приедет? – буркнул он.

– Через неделю. А пока…

Нимка взял у Соньки формочку и стал делать машинки. Много. Одинаковых.

«Я не хочу!». Тётку он не любил. Прошлым летом она приезжала: Соньку в сад не взяли, и та сидела с ней. А сейчас она будет смотреть за ним, как за мелким?

«Ну-ну…» - думал Нимка. В прошлый раз она, кажется, уехала с облегчением, и он даже не стал её провожать. Зачем? Он видел-то её пару раз в жизни… Это была какая-то мамина родственница, то ли двоюродная, то ли троюродная, худая женщина, с пучком чёрных гладких волос на затылке, яркой помадой на губах и розовыми ногтями, которые она красила по вечерам. Она варила борщ и гречневую кашу с тушёнкой, запихивала еду в Соньку, ругала Нимку за опоздания, да-да, она засекала время его прогулки! А ещё выгоняла его из-за компа и весь вечер переписывалась там с кем-то по «агенту». А он смотрел в тёмное окно и изнывал от скуки, потому что делать больше было нечего.

Иногда она читала Соньке книжки или ругалась с соседом, чтоб тот не шумел. Потом сосед ругался с матерью. Потом мать орала на Нимку. А Нимка смотрел в окно и думал, когда же она уедет. Без неё лучше.

И сейчас мать снова хочет этого?

«Может, она передумает… На фиг ей лишний рот? И заботы?» Нимка вздохнул. Как её убедить, что не надо?

Она и не слушала его никогда. Совсем. Ни когда разводились с отцом и выбирали эту комнату, ни когда устраивалась работать, да это ладно, он тогда ещё был мелкий. Встретит после школы, накормит, и – марш за уроки. Может, скажет несколько слов о делах, вздохнёт про Соньку, а он молча послушает – не знал он, что ответить. Мама всегда работала, когда она с ним разговаривала?

Нимка не помнил. И сейчас не видел способов, как ей объяснить, рассказать? Может, спросить, что это за соседка, и почему она, мама, так переживает из-за этих сандалий? Обычно мать хладнокровно относилась ко всем пересудам и спорам на лавочках.

«Я не пойду извиняться! Ни за что!» – Нимка встал, отряхнул колени, и, бросив в песок лопатку, сказал сестре:

– Копай. – А сам сел на лавочку и уставился на дорогу. Без мыслей.

По асфальту бежал чёрный тощий кот с белой кисточкой на хвосте. Проехала очень серебристая «тойота», за ней фыркнула старая «волга», мелькнул велосипед. Нимка вспомнил про кошелёк.