Прежде всего, мы видим, что христианская богоматерь здесь выступает под своим старинным ханаанским именем Марии, восходя, таким образом, к своему ветхозаветному первообразу — Мариам-Марии, матери Иисуса Навина, — палестинской разновидности многоименной богини древневосточных религий. Но откуда евангелист взял ее «обручника» — мужа, праведного Иосифа, стараясь приписать, вместе с тем, Иисусу происхождение из дома царя Давида? Из мира юдаистических представлений о мессии спасителе. Дело в том, что ко времени возникновения христианства у евреев существовало двоякое представление о грядущем мессии: южане, жители Иудеи, связывавшие былое могущество своего государства с именем и правлением царя Давида, верили, что мессия родится от семени этого царя, будет его потомком и, подобно своему предку, с помощью оружия снова восстановит во всем блеске стонущее под игом поработителей государство. Поэтому они называли его «сыном Давида».

Наоборот, северяне, обитатели прежнего израильского царства, находившиеся в особо тяжелых социальных условиях и ведшие свое происхождение от сказочного патриарха Иосифа, выработали иной образ мессии: последний, наделенный именем «сына Иосифа», якобы, по своем явлении погибнет в борьбе за еврейский народ и оснует новое царство не с помощью физической силы, силы оружия, а чрез свои страдания и искупительную смерть. Думается, незачем подчеркивать, что в этом образе мессии северян проглядываются знакомые нам черты многоименного древневосточного умирающего и воскресающего «спасителя», божества растительности.

К началу христианской эры оба эти образа были объединены некоторыми евреями, которые стали утверждать, что мессий будет два: сначала явится «сын Иосифа», предаст свою душу смерти, прольет свою искупительную кровь, мученически погибнет и затем вознесется на небо; за ним придет «сын Давида», который, наконец, и осуществит данные евреям богом обетования о вселенском царстве. Христиане пошли еще дальше и слили эти образы в один: мессия-христос придет на землю, пострадает, умрет и вознесется на небо, чтобы в конце времен снова сойти на землю, победить дьявола, произвести страшный суд и основать вечное царство блаженства.

Сливая их, они стали приписывать мессии-христу двойное происхождение: от Давида и от Иосифа, откуда потом был создан образ Иосифа — обручника Марии и земного отца Иисуса. Образ этот выведен Матфеем в своем евангельском повествовании, причем наделен чертами праведника, ибо таковым рисовали патриарха Иосифа сказания о нем ветхого завета и апокрифических, «отреченных» произведений. Там, в ветхом завете, находит свое объяснение и другая деталь Матфея: последний все время четыре раза приписывает своему Иосифу вещие сны. Почему? Потому что первообраз последнего — ветхозаветный Иосиф — тоже выводится странным сновидцем и снотолкователем. Так основательно евангелист использовывает свои источники.

Следующим мотивом является благовещенская сцена — предсказание ангела Иосифу о предстоящем чудесном рождении Марией сына. Мотив этот представляет собой переработку аналогичной ветхозаветной сцены из сказочной истории патриарха Авраама, к которому, якобы, однажды является бог и благовествует: «Сару, жену твою, не называй Сарою, но да будет имя ей: Сарра. Я благословлю ее, и дам тебе от нее сына… Именно Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя: Исаак; и поставлю завет мой с ним заветом вечным» (Бытие. 1, 7—18). Кроме того, ангел предсказывает некоему Маною о рождении женой последнего сына — Самсона, о каковом сказании мы еще будем говорить ниже.

Иисус рождается в Вифлееме, причем сам же евангелист выдает нам, откуда он заимствовал эту деталь, — из пророчества Михея, который, в свою очередь, отражал народное представление, что грядущий мессия от семени Давида должен будет родиться в родном городе последнего, т. е. в Вифлееме, а не в столичном Иерусалиме. Сюда, в Иерусалим и Вифлеем, на поклонение новорожденному мессии-христу — «царю иудейскому» приходят с далекого Востока волхвы и преподносят ему: золото, ладан и смирну. Мотив поклонения волхвов Матфей почерпнул из того же ветхого завета (Исаия, 60, 1–6; псалом 71, 9-11).

Волхвы эти, якобы, узнали о рождении Иисуса по чудесной звезде, которая затем привела их в Иерусалим и Вифлеем. Что звезды и кометы возвещают и отмечают рождение людей, — такое представление было широко распространено в древнем мире. Существовало также представление о звездах-путеводительницах. Рассказывали, например, будто мифический родоначальник многих римских аристократических семей — Эней прибыл в Италию, ведомый чудесной звездой. Данные астрологические представления тем легче могли быть введены Матфеем в свой миф о рождении Иисуса, так как у древних евреев звезда служила символом, — знаком мессии, почему, напр., глава еврейского восстания против римлян при Адриане, выдававший себя за мессию, называл себя Баркохбой — «сыном звезды». Звезды как мессианские символы, мы встречаем также на многих древнееврейских монетах, особенно — из эпох восстаний.

Ирод замышляет погубить младенца Иисуса и, обманутый волхвами, отдает приказ умертвить всех детей до двухлетнего возраста в районе Вифлеема, а Иосиф с Марией и ее сыном по совету ангела спасаются бегством в Египет. Этот мотив угрожающей новорожденному и его матери опасности тоже был широко распространен в древнем мире: его мы встречаем и в «языческих» мифологиях, и в ветхом завете, и в древнееврейских народных сказаниях. Беря только два последних источника, мы видим там, что такая опасность угрожала, якобы, мифическому вождю евреев — Моисею, ветхозаветные народные мифы о котором дали много материала для евангельских сказок об Иисусе.