Шрифт:
«Мне Резвого дадут?» — закрыла рот. Выдохнула.
Конечно, Резвый не лучший конь ордена, но очень хороший, на нём Мав ездила, когда её кобыла занималась продолжением рода.
Беспрестанно бормоча, конюх оседлал Резвого и подвёл, глядя на меня с откровенной ненавистью. Носильщик помог закрепить седельные сумки. Тёмный с видом победителя (каковым и являлся) покинул конюшню.
Я нагнала его за воротами. Тёмный собирал длинные пряди в хвост:
— Тебе надо научиться решать проблемы не через постель, — он стянул волосы кожаным шнурком.
Раздражение захлестнуло меня:
— Тебе надо научиться вести себя…
— Как?
— Не так раздражающе.
Мимо с грохотом пронёсся экипаж. Тёмный похлопал по шее вьючного серого, затем яблочного, отвязал его, легко вскочил в седло и дал шенкелей. Я тоже.
Мы влились в поток всадников и повозок. Так началось моё первое выездное задание с тёмным, и оно мне уже не нравилось.
Ножной браслет тёр и оттягивал лодыжку.
Глава 5
Цокот, скрип, голоса… Лавируя в толпе (и кто придумал уезжать в базарный день, когда на улице не протолкнуться?), мы явно направлялись к круглой башне Гранографа. Серый сорокаэтажный конус с трепещущими жёлтыми флагами гордо вздымал круглую хрустальную вершину над трёх-и четырёхэтажными домами торгового квартала.
То и дело кто-нибудь ругался.
— Вот только не говори! — я приподнялась в стременах. — Что вы не догадались проложить маршрут накануне!
Мы въехали в тень Гранографа. Тёмный полуобернулся и перекричал гвалт:
— Проложили! Но ночью были магические колебания, лучше уточнить, не повлияли ли они на смещения!
— О! — дёрнула ногой. — Мог бы без меня уточнить! Лучше бы дал мне выспаться!
Тёмный отвернулся. Сложила руки на груди: работать под прикрытием мне решительно не нравилось — магам уступали бы дорогу, и никто не пихал бы наших коней.
Наконец протиснулись к широкому каменному крыльцу перед дверями на уровне второго этажа. Конечно, тут была очередь, но тёмный свернул вбок, проехал вдоль башни шагов тридцать. Спешившись, всучил мне поводья своего коня.
— Я сейчас.
Прежде, чем успела что-то сказать, тёмный исчез в стене башни.
Кстати, отличный способ избежать очереди.
«А не сбежать ли мне с деньгами и пожитками тёмного?»
Вдоль спины побежали мурашки, раздражение и усталость сменились воодушевлением: прекрасная идея! Погулять месяцок, потом явиться к Эсину с повинной…
Не долго думая, развернула Резвого и, посмеиваясь, потянула за собой коняшек тёмного. Посмеиваясь и закусывая губу, чтобы не расхохотаться, я поддавала Резвому шенкелей, протискивалась между телегами и повозками. В спину мне неслась отборная брань, но это мелочи.
Главное, тёмного я всё же уделала.
Представляю, он вылезет из стены, а меня уже и след простыл! Глазищи свои оранжевые вылупит, бегать начнёт, выспрашивать, а в такой толпе свидетелей не найти.
Но самое приятное — когда тёмные Эсину будут докладывать, что они меня упустили.
Вот тогда он отомстит за все шутки над нами.
Может, вернуться к нему, попросить разрешения подглядывать, когда он тёмных костерить начнёт?..
— Нам в розовые ворота! — послышалось сзади.
Меня будто холодной водой окатили, счастливая улыбка сползла с лица. Медленно обернулась: тёмный ехал на своём коне, а в скрещенных на груди руках был конверт с серо-жёлтым штампом Гранографа.
— И да, спасибо, что поторопилась. — Тёмный улыбнулся. — Так хочется скорее из этой толчеи выехать.
Скотина. Одно слово — тёмный.
Придержала Резвого: пусть сам теперь впереди едет и людей расталкивает, а то устроился… Выпустила повод тёмного и тоже сложила руки на груди. Демонстративно отвернулась, когда он поравнялся со мной и выехал вперёд. Потом пришлось посмотреть на широкую спину, вдоль позвоночника разделённую длинным чёрным хвостом.
Может, свернуть на ближайшем перекрёстке и дать дёру?
Тёмный обернулся:
— Ты, конечно, можешь попытаться сбежать, но я тебя поймаю и в нужную сторону повезу. Только учти, если не выедем из города в течение часа, потом придётся делать большой крюк, чтобы не попасть в грань.
Стиснула зубы.
Слушаться тёмного не хотелось, но трястись объездными путями тоже. Тяжко вздохнув, покрепче ухватила поводья и припустила коня.
Оглянувшись, я уже не увидела розовых ворот Самрана, только верхушка Гранографа мерцала на солнце, а кругом — поля, леса. И широкий, мощёный камнями тракт под копытами коней. Поток торговцев в город иссякал, обратно они ещё не потянулись, так что с тёмным мы ехали вдвоём.
Я стоически молчала, хотя, видит Свет, молчание — не моя добродетель.