— Мари, а ты могла бы покинуть свой мир? — неожиданно даже для себя самого спросил он вдруг.

Она отчего-то сразу поняла, о чем он говорит. Никого и никогда в своей жизни она не понимала так, как его.

— А это… возможно?

— Возможно. Ты смогла бы?

Мари медленно обвела взглядом зал ресторана, внимательно вглядываясь в лица людей. Чей-то смех, негромкая музыка, полумрак. У нее здесь совсем никого нет. Совсем. Никого. Ничего не держит.

— Я не знаю, — прошептала она. — Наверное.

Мишель бросил на девушку быстрый взгляд. По-прежнему не решаясь рассказать ей все.

— Пойдем, погуляем?

Она кивнула. Попросила счет и спешно расплатилась.

Они вышли в морозную ноябрьскую ночь, толком не понимая, что делать дальше и куда идти. Мари втянула носом воздух и приподняла воротник своего пальто. Оно оказалось все-таки слишком тонким для этого резкого начала зимы в конце ноября. Снег падал под ноги мелкой крошкой. Она смотрела, куда ведет протоптанная тропинка, и улыбнулась — к озеру. Здесь все и всегда ходят к озеру.

Мари взяла Мишеля за руку и направилась к тому самому месту, где только утром стоял ее мольберт. Там было темно и тихо. Подошла к самой кромке воды и потрогала носком ботинка лед, покрывавший ее поверхность. Лед был тонкий, почти дышал.

— Есть хоть небольшая надежда, что все закончится хорошо? — спросила она звонким, не своим голосом.

Он встал у нее за спиной, притянул к себе, крепко обняв, и зашептал, иногда касаясь губами ее ушка:

— Есть! Твое ожерелье… оно волшебное. Оно может исполнить желание своего владельца. Единственное желание.

Он перевел дыхание.

— Но, Мари, я не хочу, чтобы ты решала сразу. Потому что потом изменить ничего будет нельзя. Все, что случится, будет навеки.

— Моя змея? — тихо спросила Мари. — Ты за ней пришел?

— И да, и нет… Это ожерелье… оно принадлежало моей семье. Оно всегда, на протяжении многих веков охраняло нас всех. Но однажды исчезло, было украдено. И с тех пор мой род стали преследовать несчастья…

Мишель замолчал, глядя на озеро, освещаемое уже начавшей стареть луной. Она светила еще ярко, и свет ее, отражаясь от тонкого льда, искрился и превращал окружающий мир в сказку. Его Величество еще крепче прижал к себе Мари.

— Ты снилась мне… Год назад… Иногда я вижу такие сны, как знамения… Тебя я видел и тебя искал… А потом, когда представился случай…

— И за этим ты здесь… — Мари устало закрыла глаза. Она не хотела видеть ни луны, ни снега, ни льда, покрывшего озеро. Она хотела чувствовать только его объятия. — Значит, оно никогда не было моим. А я-то размечталась, что когда-нибудь оно поможет мне найти настоящих родителей.

— Оно сейчас твое. И оно может исполнить любое твое желание, — Мишель прижался губами к ее виску.

— Что нужно делать?

— Просто попросить. Загадать желание. В Змеиный день.

Мари обернулась к нему, и губы их почти соприкоснулись.

— Когда этот день?

— Завтра, — произнес шепотом Мишель, едва коснувшись ее губ.

— То есть… мне нужно все решить сейчас? Ты считаешь, что я должна оставить все здесь ради тебя?

— Нет, — сказал Мишель так, словно повелевал у себя в замке. — Я вовсе не хочу, чтобы ты делала что-либо ради меня. Ты можешь попросить что угодно. Ради себя.

— Благородно, — коротко усмехнувшись, ответила Мари и отстранилась, не отрывая от него внимательного взгляда. — Значит, ты исчезнешь на рассвете, и у меня только завтрашний день, чтобы решить, чего я хочу? Ты пришел за ожерельем, но оставляешь его мне, чтобы я могла… решить? Почему?

— Потому что я люблю вас, Ваше Высочество, — сказал он, опустившись на одно колено.

Сердце подпрыгнуло и застучало где-то в горле. Откуда-то из ветвей раскидистой ивы вылетела черная ворона. Мари вздрогнула, но ничего не сказала. Немыслимо, нельзя говорить, отвечать… на это… теперь. Но он… ждал? Он ждал, что она заговорит.

— Мы оба сошли с ума, понимаешь ты это? — ровно спросила Мари.

— Понимаю. Но я счастлив этим сумасшествием.

— И что мне с тобой делать? — вздохнула она, посмотрев в небо. Что ей делать с собой? Коротко обняла его за шею и, склонившись, прошептала на ухо: — Вставай… поехали?

Мишель легко поднялся, взял ее руку в свою и, улыбнувшись, притянул к себе.

— Поехали. У нас есть еще несколько часов.

1185 год, Фенелла