Авторы шли. Тонны и тонны стихов.

Слова слипшиеся, как леденцы в кулаке.

В них слабенький яд.

Но в больших количествах — опасно.

Я отравился.

Я был как перенасыщенный раствор:

Ещё чуть-чуть, и начнётся кристаллизация,—

Поэзия станет выпадать во мне

Ромбами или октаэдрами.

Я бы возненавидел поэзию,

Люто, на всю жизнь.

Но вдруг попадалась строка...

1961

* * *

Что же, я любил тебя когда-то?!

...Оказалось: нет тебя милей!

Вот она, больничная палата...

Ты меня возьми и пожалей!

Может, в этом глупость виновата!

Что ж тут слёзы: лей или не лей!

Вот она, больничная палата,—

Ты меня возьми и пожалей...

Оказалось: не по средствам плата!

Я обжёгся... Это от углей!..

Вот она, больничная палата...

Ты меня возьми и пожалей.

1973

МЕМУАРИСТ

Фанера, схожая с муаром,—

Перегородка. Шаткий стол...

Он пристрастился к мемуарам.

Напружил шею, точно вол.

Всё в прошлом! Что ж такого, право,

Что позади его зенит?!

Час пробил. Началась расправа.

Того воспел. Того казнит.

«Ага! Ну как. Пришла расплата?!»

(На миг перестаёт писать,

Чтоб в недрах рваного халата,

Сопя, подмышку почесать.)

Нет, слаще не было работы,

Что крики плачущей жены!

Ещё не сведены все счёты,

Итоги не подведены!

Ликует он и негодует,

Ведь жизнь была одна дана!

(Не чувствует того, что дует

Из незакрытого окна.)

О чём же это он хлопочет?

Как связи порванную нить,

Он нынче справедливость хочет

Под артогнём восстановить.

«Нет, их от праведного гнева

Отныне козни не спасут!»

Он бьёт направо. Бьёт налево.

Сидит, верша свой страшный суд.

Он судит всё, что знал на свете,

По правде! Он не помнит зла.

(И пусть кричат уже соседи —

Он не пойдёт играть в «козла».)

Конечно, в жизни было всяко:

Там — промолчал. То — обходил.

Но голос совести, однако,

В конце концов — а победил!

Нажал. Перо сломалось. Брызга

На лбу. И, тяжело дыша,

Окончил грифелем огрызка

Чернильного карандаша.

И едко поджимает губы,

А пальцы мочку теребят...

И чудится ему, что трубы

Уже архангелов трубят.

1964

МОДА

Законы моды прихотливы.

Она скисает, словно крем,—

Её приливы и отливы

Не управляемы никем.

Мы все немного служим моде.

Мы ищем броские носки.

Ботинки, вы, конечно, жмёте,

Но вы пленительно узки!

Костюм надел! Ура! Обнова.

Пиджак по моде. Но прошла

Пора. Полгода. Глядь, и снова

Уже короткая пола.

Девчонка лаком ногти мажет,

Спешит в кино. И у дверей

Ещё руками долго машет,

Чтоб модный лак застыл скорей.

Успеть бы! Боже, пропустили!

Как будто заняты игрой,

Спешат сменить причёски, стили,

Манеры, навыки, покрой.

А есть и так: сидит на старом.

Кремень. Не сдастся: не из тех!

И тридцать лет фиксатуаром

Усы закручивает вверх.

Я помню день. В костях ломота,

Сижу под снегом. Онемел.

Была тогда на ватник мода.

Но ватника я не имел.

Текло из глаз. В бреду дремотном

Решил: согреюсь — и утру,

Пустым мешком, совсем не модным,

Я обмотался на ветру.

...Серьёзен я! Проходят годы.

Я трудно щурюсь: надо мне

Под этой мелкой рябые моды