Шрифт:
Напоминая лёгкую игру.
Мне говорили: — Ты во сне смеялся! —
Я ж ничего не помнил поутру.
И женщину я видел: в покрывало
Закуталась, улыбкою маня.
И руки я тянул, и уплывала
Та женщина навеки от меня.
Как карточки подмокшие туманны,
Как фильмы довоенные темны...
Я сны не осуждаю за обманы,—
За что винить! На то они и сны!
1958
НАЧАЛО НАЧАЛ
Вот мы, голые, встали пред военкомом.
Вот нам пальцами доктор о грудь постучал,
И за окнами криком густым, незнакомым
Паровоз объявил о начале начал...
Бьётся кружка с противогазной коробкой.
Эй, приятель, да ты побледнел неспроста!..
Он недвижен. И медленно божьей коровкой
Капля алая вытекла вдруг изо рта...
И пошло. Словно тесто, что выпеклось комом,
Лагеря и бараки. Поспать бы, поесть.
С той минуты, когда мы пред военкомом
Молча голые встали — такие, как есть,
1945
* * *
Обложка иностранного журнала:
Вот женщина.
Она обнажена.
Она победно лавры пожинала
За красоту.
Мир потрясла она!
Она в чулках. А вот она на пляже.
У телефона. Как хохочет рот!
А это кто под душем?
О, она же!
Она в трико и в полуоборот.
Она в отеле. Вот она в постели.
Она пьёт с другом...
Мир у женских ног.
Крадётся в сердце ужас:
неужели
Всё это цель, конец, венец, итог?
1961
ТЫ
Вот женщины идут толпой...
Я понял, что воскресну,
когда меж ними и тобой
я обнаружил бездну,
А разница-то велика!
О сходстве нет и речи,
хоть те же руки, и бока,
и локоны, и плечи,
хоть любишь так же шить, поя,
иль в дождь брести уныло...
...Тогда единственность твоя
тебя мне осветила!
1975
ПОЕДИНОК
И когда мои ноги уже затекали
Подо мной и щека моя тронула лёд,
Высоко над собою, по вертикали,
Я увидел кружащийся самолёт.
Он заметил меня и всё ниже и ниже
Стал спускаться. И вот уж, почти что без сил:
— Ну дави,— я тогда прошептал,— ну дави же
На гашетку! — И крепко рукав закусил.
...То ли всё же меня не заметил он, то ли
Пренебрёг и рывком надавил на штурвал
И, как бог Саваоф на небесном престоле,
Мне — ничтожнейшей точечке — жизнь даровал.
И поднялся, и вышел опять на орбиту...
Я заплакал: «Мальчишка! Убийца! Сопляк!»
И за то, что меня не убил, за обиду
Я поднял над собою замёрзший кулак.
1962
ОТЧИЙ ДОМ
И сколько в жизни ни ворочай
Дорожной глины, вопреки
Всему ты в дом вернёшься отчий
И в угол встанут сапоги...
И пусть — хоть лет под девяносто —
Старик прошамкает: «Сынок!»,
Но ты принёс своё сыновство
И положил его у ног.
И радость новая как завязь...
Хоть ты от хижины отвык,—
Ты, вырвавшийся от красавиц
И от стаканов круговых.
...Пусть в тюле где-то ночь пустая.
Пусть крик и песня вдалеке.
Ты всё забудешь,
припадая
К покрытой венами руке.
1970
МОИМИ ГЛАЗАМИ
Я весь умру. Всерьёз и бесповоротно.
Я умру действительно,
Я не перейду в травы, в цветы, в жучков.
От меня ничего не останется...
Я не буду участвовать,—
Зачем обольщаться? —
В круговороте природы.
Прах, оставшийся после меня,— это не я.
Лгут все поэты! Надо быть беспощадным.