Шрифт:
Трудно щурюсь на прощальный свет...
Ничего ещё не понимаю:
То ли праздник в мире, то ли нет.
1975
МОИ УЧИТЕЛЯ
Мне нравятся мои учителя...
Подправив кепку в залихватском стиле,
Пивною пеной жажду утоля,
Они мне о бессмертье говорили.
Мне нравятся мои учителя,
Что рылись в исторических анналах,
Под голову закинув кителя
И ноги вольно вытянув на нарах.
Как ангелов с венцом вкруг головы,
Я вас, учителя, не нарисую!..
Хоть то меня натаскивали вы
На вечность, как выжлятники борзую.
1967
МИР РАЗЛОЖИЛ НА ЧАСТИ ПИКАССО
Мир разложил на части Пикассо.
Он плоть содрал с вещей.
Так бьют посуду!
На дыбу мир! Скорей! На колесо!
Повсюду щепки. Черепки повсюду!
Устал. Пошёл гулять на полчаса.
— Эх, что б ещё! — Весёлой полон злобой.
Глядит кафе. Зашёл. Глядит: слеза,
Слеза стекает...
Разложи! Попробуй!
1961
* * *
Мне грозный ангел лиры не вручал,
Рукоположен не был я в пророки, -
Я робок был, и из других начал
Моей подспудной музыки истоки.
Больной лежал я в поле на войне
Под тяжестью сугробного покрова,
Рыдание, пришедшее ко мне,—
Вот первый повод к появленью слова.
И не внимал я голосу творца,
Но чувствую, что оставляет сила,—
Кровь отошла нежданно от лица
И к сердцу на мгновенье подступила.
И жалобы моей полночный крик
Средь тишины, наполнившей траншею,
Был беззащитен, но и был велик
Одною лишь истошностью своею.
И был тогда, признаюсь, ни при чём,
Когда, больной, дышал я еле-еле,
Тот страшный ангел с огненным мечом,
Десницей указующий на цели.
1962
БАБКА АНАСТАСИЯ
Молилась бабка за меня,
моей лишь пользы ради,
пред чёрной вечностью склоня
свои седые пряди,
поднявши взор до высоты,
в рубахе и босая,
сведённые в щепоть персты
неистово бросая.
Она, бездонной ночью той,
молила матерь божью,
чтоб не спознался с клеветой,
ни с низостью, ни с ложью.
Молила в окруженье тьмы,
поникшая уныло,
чтоб от тюрьмы и от сумы
меня бы охранило.
Молила, не стирая слёз,
перед лампадным кругом,
чтоб я не голодал, не мёрз,
чтоб не был предан другом.
Чтоб я ночами мирно опал,
чтоб не был бы бездельник,
чтоб я не спился, не пропал,
не взял казённых денег.
Чтоб жизни пыточный мороз,
чья нестерпима сила,
я бы, упорный, перенёс,
чтоб жизнь не надломила.
Чтоб я не знал тоски.
Лютей
она всего на свете!
Чтоб было всё, как у людей:
и дом родной, и дети...
Молилась бабка обо мне,
и ноги были босы...
Стекали при ночном огне
без остановки слёзы.
Она просила уберечь
от злого произвола!..
И восходила кверху речь
до самого престола.
1975
* * *
С детских лет и мне завет завещан
скромности. Его я берегу...
Но я видел раздеванье женщин
на пустом рассветном берегу.
Над рекой заря, белея, стыла.
Меленький кустарничек. Плоты...
Предо мной тогда предстала сила
женской откровенной наготы.
И на миг вдруг всё оцепенело:
оказались вдруг тогда слиты
белизна немыслимая тела
с белизной надречной чистоты.
1973