Еще до свадьбы Томочка смеялась, что Альдов пошло думает. Плевать.

Мысль о Томиле вызвала новый приступ головной боли.

– Эй, Егор, ты вообще меня слышишь? – Пашка помахал руками, видимо, чтобы внимание привлечь. – Я тебе тут битый час распинаюсь, а ты…

– Чего тебе?

– Поможешь?

– Чем?

– Деньгами. Шучу, конечно, – Пашка довольно хохотнул. – Альдов, ты даже не тугодум, ты хуже. В общем, повторяю в последний раз, мне нужно спрятать деньги.

– Зарой.

– Чего?

– Зарой, говорю, если спрятать нужно. Клад…

– Егор, заткнись и послушай дядю Пашу. В конце концов, я не так часто прошу о помощи. На меня наезжают, причем наезжают нехило, возможно, придется фирму отдать, но… Короче, фирму-то я отдам, бог с ней, с фирмой, но деньги, Альдов, нужно спрятать, и так, чтобы, если и найдут, изъять не сумели. Понятно объясняю?

– Ты, – Егор дотронулся до головы, внутри звенело и трещало, и мысли терялись среди этого треска, – ты скажи, чего от меня нужно.

– Да сущая ерунда! – обрадовался Пашка. – Пустяк, можно сказать, ты, главное, не нервничай, и все будет в шоколаде, это я тебе говорю…

Зима. Весна. Лето. Жизнь проходила мимо, и странно было наблюдать за ней, но я привыкла.

– Когда ты от этого окна наконец отлипнешь? – Андрей снова был пьян. – Чего ты там находишь? – пробурчал он, усаживаясь за стол. По старой традиции я старалась не смотреть на него, а его это злило. Раздражение будет нарастать, пока не заполнит комнату удушливым облаком, а потом последует взрыв. Хорошо, если дело обойдется разбитым носом, переживу, но с каждым разом Андрей заходил все дальше, он ненавидел меня едва ли не сильнее, чем я его.

– Сидишь целыми днями и смотришь, смотришь, смотришь… Ты, Настька, стерва. Как это я сразу не понял, какая ты стерва?

– Наверное, слишком собой занят был. – За окном медленно и печально умирало лето. Еще светло, еще тепло, и кажется, что так будет всегда, но в зеленых гривах берез уже появились первые золотые пряди. Осень. Скоро зябкие нервные дожди смоют сусальную позолоту с листьев, и облезлые, беспомощные, они укроют землю толстым мокрым ковром, под которым спрячется черная грязь, жухлая трава и холодная дождевая вода.

– А я тебя убью, – сказал вдруг Андрей. Это что-то новенькое, раньше он говорил, что просто не выпустит меня отсюда, а теперь, значит, убить собрался. – Не веришь? Вот просто возьму и сверну тебе шею.

– За что?

– П-просто так. – Он икнул. Скотина. Боров. Ну почему он не уезжает, раньше ведь только изредка здесь появлялся, а зимой как приехал, так и засел, если и выезжает куда, то в город за выпивкой. Пил Андрей много и со вкусом, самое странное, что никто – я готова была в этом поклясться – в «Милосердии Господнем» не догадывался об этом его пороке. Кстати, днем Андрей был почти трезв, а вот вечером… Не хочу думать об этом, лучше буду смотреть в окно.

– Что, – мое небрежение его задело, – думаешь, не смогу? Я, Настька, смогу. Я уже смог. Не хотел, а смог. Я ведь не хотел его убивать, не хотел, честно, а он заставил.

– Кто заставил?

– П… Не-ет, не поймаешь, не скажу, потому что, если я тебе скажу, меня убьют, а я не хочу умирать из-за какой-то ведьмы. Он втянул меня в эту историю, он заставил участвовать, а потом, когда парень взял след, отказался помочь. Сказал, что это мои проблемы, что я грязно сработал, а я ведь не хотел. Я знал, что это опасно… Меня заставили, заставили, понимаешь ты это?

Похоже, сегодня Пророк надрался сильнее, чем обычно, вот и несет всякий бред. Или не бред?

– Понимаю.

Андрей сдавленно всхлипнул.

– Не понимаешь, ничего ты не понимаешь. А я знаю, это ты наворожила, ты, ты… Ты – ведьма! Ненавижу! – Бутылка разбилась о стену совсем рядом. – И тебя, и его. Его особенно. Вот что мне теперь делать? Альдов, если найдет, душу вытрясет. Сказать правду? Тогда тот меня убьет. У него связи. Глупо-то как… Столько денег, а сижу в этой дыре… Принеси!

Я послушно поднялась, пока этот гад новую бутылку не получит, не успокоится. Хотя и с бутылкой не успокоится, возможно, позже, ближе к полуночи, ужрется и заснет, уронив башку на стол.

– Он сказал, нужно ликвидировать, сказал, опасно в живых оставлять, сказал, если парень в милицию пойдет, я сяду. И я… Мне-то и делать ничего не нужно было, только нажать. Хлоп – и все, нету человека. Хлоп… Пить будешь?

Егору снова приснился кошмар. Альдов видел этот сон с завидной регулярностью, но так и не смог привыкнуть. Вот он возвращается домой, поднимается по лестнице, долго-долго звонит в дверь, а ему не открывают, он бьет по двери кулаками, из кулаков идет кровь, но дверь стоит. Стоит, стоит, а потом открывается сама, и он шагает в пустоту, что лежит по ту сторону порога.