– Давай, - Якут кивает на нее.

Сперва я не понял, что от меня хотят. Помочь? Но здесь нужен медбокс, и то неизвестно, справится ли.

– Давай, она же мучается.

Тогда до меня дошло. И я убил ее. Первого человека в своей жизни.

– Смею предположить, логичнее всего идти вдоль берега, рано или поздно кого-нибудь встретим.

Воспоминания с трудом отпускают меня.

– А вы как думаете, Тадао?

– Да, пошли… куда-нибудь.

2.

СИТА

– Давно хотел спросить, вы же буддист? – спросил Кельвин.

– Ну, да, - в густом тумане Нижнего, даже голоса звучали как-то по особенному глухо.

– И при этом – военный.

Тадао молчал, ожидая продолжения.

– По вашей религии – жизнь священна, как же вы – воин, оправдываете убийства, - на последнем слове голос монаха дрогнул, - ну, для себя.

– Зачем тебе? Твоя религия, да любая, собственно, также не поощряет убийства, а христианство, если не ошибаюсь, еще и против самоубийства. Собрался укокошить кого-то, святой отец, или свести счеты с жизнью?

Голос был полон иронии, но Сита расслышала боль за последней фразой. Теперь, после того, что она узнала в пещере, Сита по-новому смотрела на военного. Особенно, когда он язвил, за каждым словом, ей виделась боль. И желание смерти.

– Нет, нет, что вы… - мешок был судорожно сжат.

– Что ж ты с ним все таскаешься, - Тадао кивнул на ношу монаха, - у тебя там часом не бомба?

Тот побледнел, потом покраснел, потом губы родили едва слышное:

– Нет.

– Тогда что?

– Вы специально уходите от моего вопроса?

Колонна все еще виделась огромной стеной, которая упиралась в далекую громадину Верхнего Города. Людей, как и иных существ, они пока не встретили, возможно, не очень далеко отошли. Тропа вилась между разновеликими камнями, Тадао несколько раз забирался на наиболее высокие, только, чтобы убедиться, что туман по-прежнему ограничивает видимость. Сита попыталась вспомнить хоть один из ужасов, что писали о Нижнем Городе – ничего не пришло в голову. В одном исследователи проявляли единодушие – в Нижний лучше не соваться.

– У меня был Учитель, в Академии. Он с собой постоянно носил марлю и кисточку, - Тадао поднял камень, бросил его в океан, жидкость поглотила его с глухим чавканьем. Как болото.

– Зачем? – Сита едва узнала собственный голос. Однажды, они с Майком посетили турецкую баню – схожие ощущения, только не так жарко.

– Если на его пути попадалась гусеница, или иная козявка, с помощью кисти он смахивал ее на марлю, и убирал, чтобы никто не мог оборвать эту жизнь.

– И?

– У него было прозвище – Мясник Умани. Умань – это планета, местные на ней подняли восстание… впрочем, не важно. Учитель подавил его, буквально, утопив планету в крови. Мужчины, женщины, старики, дети. Я ответил на твой вопрос?

– Э-э, не совсем… я не понимаю…

– Никак, святой отец, никак. Жизнь священна, убийство нельзя оправдать, но каждый для себя придумывает какие-то оправдания: не было выхода, выполнял приказ, или он – или я, все равно умрет, меньшее зло.

– И вы тоже, для себя?..

– И я тоже для себя. Если собираетесь кого-то убить, придумайте свое.

– Но это же… все равно ложь, самообман.

– Тогда не убивайте.

– О, новенькие, да новенькие, я всегда узнаю новеньких и всегда встречаю, да встречаю.

То, что появилось из-за камня, некогда носило гордое имя – Человек. Теперь, чуть менее гордо оно носило груду отвратительно пахнущих лохмотьев. Через них просвечивалось худое тело, все в струпьях и язвах.

Ойкнув, Сита спряталась за спинами мужчин.

– Что, наверху не сбылись желания, да желания. Сюда пришли. Все приходят, да приходят. А зачем, сами не понимают. Берите пример с меня, да с меня.

– Ты кто? – Тадао слегка отступил, и запах, исходящий от существа, был не последней тому причиной…

– Кто я? Да, кто я. Некогда, я повелевал планетами, у меня было в жизни все: деньги, власть, женщины, да женщины. Но чего-то не хватало, всегда чего-то не хватает. Теперь даже коробка, в которой я ночую, не принадлежит мне, да мне. Я отвоевываю ее каждый вечер, и теряю каждое утро. И я счастлив, каждый вечер, да каждый вечер, она моя! Как хорошо спать в коробке, а не на этих голых камнях! – человек захныкал.

Неужели все люди внизу такие?

– Э-э, здесь есть какое-нибудь поселение? Деревня, город?