Шрифт:
Выйдя из здания вокзала, путешественник подозвал такси, однако прежде чем сесть в него, довольно долго еще простоял на тротуаре, окидывая все вокруг восхищенным взглядом. Сев наконец в машину, он пробормотал что-то похожее на:
— Пять лет... Боже, до чего же все быстро меняется!..
Через некоторое время он выразил удивление по поводу того, что машина все еще стоит на месте, и сказал об этом водителю. Тот далеко не любезно ответил, что ждет, чтобы ему назвали адрес...
Путешественник улыбнулся, констатируя, что наряду со столькими изменениями настроение водителя осталось прежним. Назвав одну из лучших гостиниц столицы, он удовлетворенно вытянул ноги и удобно устроился на кожаном сидении. Свое нынешнее триумфальное возвращение он сравнивал с жалким отъездом пять лет тому назад.
Названия улиц, по которым они проезжали, всплывали в его памяти. Вслед за его такси у гостиницы остановилось еще одно. Уверенным шагом он зашел в холл, даже и не подумав оглянуться: человек с таким положением не оглядывается и не смотрит по сторонам, входя в первоклассную гостиницу.
Он потребовал для себя лучший номер. И управляющий, по долгу службы обязанный хорошо разбираться в людях, дал ему ключ от требуемого номера, не вдаваясь в какие бы то ни было рассуждения, раскрыл перед ним регистрационную книгу постояльцев.
Расстегнув пальто, незнакомец вынул из внешнего кармана пиджака ручку с золотым пером. Затем тяжелой рукой вывел на бумаге: Нестор Грибб.
В графе «Прибывший из» его перо, казалось, застыло в нерешительности, но затем жирными буквами вывело: Виннипега.
А тем временем между шофером, доставившим Грибба, и его коллегой, остановившимся в нескольких метрах от него и высадившем высокого мужчину с черной бородой и в очках в золотой оправе, состоялся следующий диалог:
— Ты что, ехал за мной по пятам?
— Да, так просил тот тип, что подсел ко мне. То ли чокнутый, то ли шпик... «Следуйте за этой машиной, — сказал он мне, имея ввиду твою машину, дружище, — и постарайтесь не упустить ее из вида. Обещаю хорошие чаевые...»
Заполнив реестр, Нестор Грибб поинтересовался у посыльного, откуда можно позвонить. Подойдя к телефону и набрав номер, он услышал доносящиеся издалека длинные гудки, но трубку никто не снимал. Вторая попытка дозвониться также не увенчалась успехом.
— Тем хуже! — сказал он, привыкший, пребывая в длительном одиночестве, разговаривать с самим собой. — Вероятно, следовало заранее сообщить о своем приезде!.. Что ж, тем хуже!
Выходя из кабинки, он столкнулся с мужчиной, лицо которого не успел хорошо рассмотреть, но, сделав несколько шагов, обернулся и посмотрел на этого человека с черной бородой и в очках с золотой оправой.
«Где же, черт возьми, я мог видеть этого типа?» — подумал Грибб.
Этот вопрос он задавал себе и в гостиничном ресторане, где, час спустя, ужинал, и в мюзик-холле, где провел вечер после очередной безуспешной попытки дозвониться и тогда, когда пешком возвращался в гостиницу, и потом, когда раздевался перед большим зеркалом в своей роскошной спальне.
Вызвав коридорного, Нестор Грибб попросил его принести бутылку минеральной воды, которую он осушил прежде чем лечь спать. Ему было несколько досадно оттого, что не удалось повидаться со своим другом — Сантером, и он уже начал подумывать, не приехал ли он первым на условленную встречу, дата и место которой были назначены пятью годами ранее. В конце концов он уснул, и ему приснилось, что он дерется с этим распутником Линкольном, с которым ему пришлось бороться целых два года за право открыть собственную меховую лавку...
Проснулся он очень рано. Вокруг царила необычайная тишина. Лежа в постели, он наслаждался теплом одеял и, не открывая глаз, раскурил сигару... Как теперь все станет просто и прекрасно!.. Завтра он повидается со своей старушкой-матерью. Он привез ей в подарок шелковое платье, шаль с красными кистями и четки с костяшками из кораллов и золотым распятием. Как же она будет счастлива!..
Он встал с постели, как только часы начали отбивать восемь ударов. Стоя перед зеркалом и намыливая подбородок, он начал напевать:
Сказал старый Обадьях молодому Обадьяху:
«Я уж стар, Обадьях, я уж сух».
Сказал молодой старику:
«Я ведь тоже, Обадьях, я ведь тоже».
Он совершенно разучился бриться. Ведь там он ходил с красивой золотистого цвета, жесткой, курчавой бородой. Да и потом, эти бортовые парикмахеры... Нет, он совершенно не умеет бриться. Даже квасцами невозможно остановить кровь от порезов.
Облачившись наконец в свой синий костюм, он позвонил коридорному, чтобы тот принес завтрак. На принесенном подносе, кроме завтрака, лежал еще и большой серого цвета конверт. Марки на нем не было, но, кроме его имени, было еще написано: Срочно и лично в руки.