— Что происходит? — шепчет она себе в ладони.

Гул приближающегося внедорожника прорезает шум паники на стадионе, которая заметно поутихла после объявления по большому экрану. Кажется, что предложение успокоиться от незнакомца на экране — это всё, что нужно этим людям. Неужели их не волнует, кто в ответе за их жизнь? Или им достаточно симпатичного лица, хорошей укладки, галстука на шее, и рта, который может уверенно лгать?

Я гляжу на вертолёты, чувствую прохладные струи на раскрасневшихся щеках и понимаю, что до сих пор пьян. Или даже хуже. Я выпил ужасный коктейль из виски, адреналина, шока и горя. Меня тошнит.

Рядом с нами останавливается бежевый Кадиллак, и оттуда появляются шестеро мужчин в бежевых куртках. Этот тошнотворный оттенок похож не на цвет тёплого песка, а на серо-зелено-жёлтый цвет старых офисных компьютеров, дешёвых гостиниц, пригородных торговых центров или казённых ковров. Мужчины несут три пустых пластиковых мешка для трупов. Они двигаются ко входу в Оружейную, но Джули внезапно вскакивает на ноги.

— Что вы делаете? — она шлепком вытирает покрасневшие глаза и бросается им наперерез. — Что вы делаете, вы кто такие?

— Мы собираем тела, — говорит один из мужчин, не глядя на неё и не останавливаясь. Он и остальные обходят её и начинают перелазить через завалы, но она снова преграждает им путь.

— Я спросила, кто вы такие?

Мужчины сбавляют скорость, но не останавливаются.

— Мы из Аксиомы. Собираем тела.

— Там мой друг, а вас я знать не знаю, — она смотрит вверх, обращаясь к самому высокому из них. Её голос снова начинает дрожать. — Вы его не заберёте. Уходите.

— У нас есть приказ собрать все тела, прежде чем их заберут местные жители. Пожалуйста, отойдите, — он протискивается мимо неё.

Она вцепляется ему в куртку и рывком тянет его назад. Он падает прямо на острые куски бетона.

— Сказала, пошли вон! — хрипло кричит она, снова поднимая глаза.

В моём пьяном восприятии всё происходит как в замедленной съёмке. Я направляюсь в сторону Джули, но к ногам будто привязаны гири. Один из мужчин толкает её. Она падает на камни. Встаёт, вытирает кровь с рассечённого лба и бросается на него. Она слишком маленькая, чтобы дотянуться до его лица, поэтому бьёт кулаком в горло. Он оступается, кашляет, и я слышу, как Джули кричит:

— Пошли вон отсюда! Убирайтесь!

Я уже рядом. Почва засасывает мои ноги, как липкая смола. Я забираюсь на груду обломков, когда все четверо нападают на неё. Она замахивается на ближайшего, но он хватает её за руку, разворачивает и сильно бьёт по лопаткам. Она летит вниз и приземляется на асфальт лицом.

Я в ужасе, потому что знаю, что сейчас убью этого мужчину. Закон Ньютона неотвратим: на каждое действие есть своё противодействие. Я взбираюсь на нагромождение камней, хватаю его за голову и разбиваю лицо об угол бетонной глыбы. Он умирает в пузырящейся пене крови. Следующий мужчина, который приближается ко мне, не умирает, но, конечно же, становится калекой, когда я бросаю его на бетонную плиту и одним ударом кулака рассекаю ему плечевой сустав, рву связки и отрываю руку. Толстые руки обвивают моё горло и поднимают с земли, но, по-видимому, мой мозг готов к любому развитию событий: я ломаю мужчине рёбра локтями, надеясь проткнуть ему лёгкие, и его хватка слабеет.

Очень далёкий голос спрашивает: «Что я делаю? Как у меня это получается? Что за человек может обладать такими навыками и применять их с холодностью рептилии?»

Наконец, кто-то гасит мой импульс. Мне в висок бьёт приклад ружья. И без того медленный мир превращается в мелкую рябь. Понимаю, что падаю, но, когда моё лицо оказывается на тротуаре рядом с лицом Джули, я ничего не чувствую. Её красные и влажные глаза и мои, просто открытые, встречаются, и мы смотрим друг на друга. Где же золото? Где этот нереальный солнечный жёлтый цвет, который говорил нам, что теперь всё по-другому — мы изменились, и мир изменился вместе с нами?

В глазах появляются тёмные пятна. Я пытаюсь сказать ей: «Продолжай дышать. С нами всё будет в порядке». Но мои губы не слушаются. Я пытаюсь сказать глазами. Я не оставляю попыток до тех пор, пока мои глаза не закатываются…

МЫ

НАМ НЕ НУЖНО перемещаться. Мы уже повсюду. Но это наскучивает, поэтому мы позволяем себе сосредоточиться на одной местности. Мы уменьшаемся до размеров точки и бродим по земле как древние причудливые представления о духах: как призраки, ангелы и прочие существа в белых простынях.

Нас мало интересует сам мир, материя и пространство. Мы здесь ради историй — ландшафта сознания, покрывающего песок и камни, где над равнинами возвышаются острые вершины, происходят землетрясения и ураганы, и текут реки магмы. Он постоянно меняется, и эти изменения требуют нашего внимания.

Поэтому мы движемся. Плывём сквозь город, запоминая запах дыма, боль от огня, печаль потери.

Здесь повсюду мужчины в бежевых куртках, они загоняют людей обратно в дома, уверяя, что у них всё под контролем и скоро всё вернётся к нормальной жизни. Эта уютная мечта похоронила тысячи революций.