С той ночи, когда я лежал рядом с Джули на заплесневелом матрасе и когда впервые по-настоящему заснул, мои взаимоотношения со сном улучшились, но всё же большую часть ночей я бодрствую. Слушаю её тихий храп ранним утром, по движениям, хныканью и неразборчивым словам пробую догадаться, какие кошмары приготовил ей мозг, и как успокоить её, когда она проснётся. Если удача мне улыбается, я на час-другой уплываю в неглубокую дремоту, но мой разум, натренированный за годы смерти, всегда настороже.

Так что получить прикладом по голове оказалось очень кстати. Я выспался, как никогда.

Глубоко-глубоко в тёмном переулке моего разума седой уличный прорицатель бормочет что-то о Судном дне и огне, но я не обращаю на него внимания и прохожу мимо, задрав подбородок. Я чувствую свет. Я на тропическом острове, плаваю в тёплой голубой воде. Надо мной летают чайки, подо мной проплывают дельфины. У меня каменный пресс, а кожа здорового бронзового цвета. Джули сидит на пляже в бикини и солнечных очках. Она намазывает маслом своё тело, огромные груди и длинные ноги. Мы в отпуске, мы влюблены, мы…

Мы в ночном клубе. Музыка грохочет, я танцую с Джули. Я неплохо танцую — бедра, руки и ноги безупречно попадают в такт, изображая секс на глазах сотни незнакомцев, но мне нисколько не стыдно. У меня полные карманы денег и наркоты. Джули развязно улыбается мне, её длинные волосы свисают мне на лицо, красная юбка задирается выше и выше, все завистливо и похотливо смотрят на нас. Я самодовольно улыбаюсь им и увожу Джули домой, в нашу квартиру в небоскрёбе, и мы всю ночь без передышки занимаемся любовью. Мы не смотрим друг на друга, мы смотрим в окно на город, который расстилается под нами, как покорная шлюха, предлагающая нам всё…

Я в частном самолёте. Мне уютно на мягких кожаных сиденьях, я купаюсь в ярких красках тропиков, смотрю вниз на бесконечные просторы разрушенных городов и несчастных дурачков, которые их населяют. Джули сидит рядом со мной. Я смотрю на неё и хмурюсь, потому что я одет как серьёзный бизнесмен — серебристо-серая рубашка и красный галстук, а она не надела ни брючного костюма, ни юбку-карандаш, ни даже пиджак с подплечниками. Она сидит в джинсах и клетчатой фланелевой рубашке, на спутанных волосах — красная кепка. Я хочу её отругать, но замечаю, что и мой наряд далёк от идеала. Ткань рубашки грубая и жёсткая, вместо итальянских туфлей — тяжелые чёрные ботинки в засохшей грязи.

Я смотрю на Джули. У неё печальное и испуганное лицо, умоляющий взгляд.

Кепка промокла с краю, из-под неё по лбу струится кровь, заливая Джули глаза.

Я смотрю вправо и вижу двух мужчин и женщину, одетых так же, как и я. У одного из мужчин в руках серебристый чемодан. Он подмигивает мне. Когда самолёт начинает снижаться, направляясь к бесконечным просторам темно-зелёных деревьев, я вылетаю из сидения. Чем дольше мы падаем, тем громче играет музыка — музыкант яростно лупит по маримбе, ломая молотки.

— Пожалуйста, не оставляй меня, — шепчет Джули мне в ухо. — Пожалуйста, не уходи.

* * *

Я приоткрываю глаза, но не уверен, что проснулся. Музыка всё ещё звучит, хотя громкость теперь нормальная, тропический джаз растворяется в весёлом ритме кантри. Он тоже тихий и неразборчивый, но можно догадаться, что мы переместились в другую культуру. Я нахожусь в какой-то тёмной камере, музыка вытекает из громкоговорителя на потолке, но мне трудно разобрать детали, поскольку перед глазами, как фейерверки в честь дня Независимости, скачут цветные пятна. В голове стучит.

Я слышу скрип петель, и в дверях возникает расплывчатый силуэт. На мгновение его лицо приходит в фокус, но тут же расплывается снова. Этого достаточно, чтобы страх просочился в моё бредовое состояние, потому что я узнаю это лицо. Оно принадлежало умершему. Наверное, я тоже мёртв. Наверное, я умер много лет назад и попал в Ад, в котором планету наводняют голодные дети, ходячие мертвецы и бесконечные бессмысленные войны.

Я набираю воздух в лёгкие и хриплю:

— Перри?

Я ловлю мимолетный испуганный взгляд, а затем фейерверк возвращается…

Я на ферме. Я держу веревку, пока Джули скачет по загону на своём новом жеребёнке. Я никогда не видел её такой счастливой, её лицо как…

Кто-то трясёт меня за плечо. Я хмурюсь и погружаюсь глубже в своё сознание.

Джули прижимается щекой к каштановой гриве жеребёнка, пока я веду его обратно в конюшню…

— Проснись, — кричит мужчина мне в ухо.

Я извиваюсь и пытаюсь заглушить его, кто бы он ни был. Этот ужасный будильник тащит меня в отвратительное утро. «Отложить», «отложить», ну пожалуйста, «отложить».