Шрифт:
— И что же они рассказали? — сухо спросил раджа, окружённый солнечным сиянием.
— Саманы, которые передали молочнице свитки, совсем не саманы.
— И кто же они? — сухо спросил раджа, окружённый солнечным сиянием.
— Христианские отшельники! И они скрываются неподалёку от нашей деревни! — воскликнул Нидан, выказывая тоном бурное огорчение. — И я решился… Я не знаю… Может быть, надзиратель за лесом не знает об этом…
— Вы забрали свитки у ятри? — спросил раджа.
— Я счёл нужным, о, божественный, посоветоваться с вами, а пока оставить всё как есть. До этих катакомбных христиан и их свитков я думал, что ятри покалечил сына брахмана случайно, а теперь думаю, что случайность здесь то, что сын брахмана ещё жив. И ещё… Подходя к колодцу, молочница почему-то начинала шипеть как змея и тут же сама эту змею начинала уговаривать подпустить к колодцу, в который мы бросили ятри…
— Ты ничего не напутал? — строго спросил раджа, и голос его стал жёстче.
— Нет, божественный! Услышанное тобою так же верно, как то, что в году 354 рабочих дня.
— Я доволен тобой, Нидан, — сухо сказал раджа. — Ты останешься во дворце до утра. О тебе позаботятся, а завтра я снова приму тебя.
Глаза Нидана впивались в размытые солнечным блеском очертания владыки. Нидан, довольный и несколько озадаченный милым обхождением, поклонился повелителю, как божеству. И как бы окаменел. Начальник дворцовой стражи Варун схватил Нидана за локоть и резко оттащил от беседки. Деревенский судья был благодарен придворному воину за услугу.
32
А утром, когда (как пишут ындусские витии) раджа-солнце только-только взял трон мира в своё управление, Нидан, как было велено, уселся на прохладную скамью в тени густокронного дерева и стал ждать, когда позовут. Птичка капнула на горбинку носа судьи, тот выругался, но, вспомнив, где находится, улыбнулся неловкой ситуации, в которую угодил, так, на всякий случай, точно за ним могли наблюдать. Птичка как-никак не из деревенского сада. Но мысленно зыркнул в листву, испепеляя взглядом маленькую пакостницу. Тут он увидел на дорожке молодого вельможу в обществе старика, который внимательно и с почтением слушал его. Нидан подумал, что ему, может быть, и сидеть непозволительно на этой скамье. Велено было ждать у скамьи — у скамьи, а не на скамье! Нидан сорвался с места и спрятался за деревом. Прижавшись к стволу, ждал, когда двое пройдут мимо. Но они присели на скамью.
— О, пестун [26] мой Мадхав, как жаль, что ты не можешь разделить со мною моей радости! Ты не поверишь, но этой ночью я узнал о Христе!
— Но, господин, — сказал пестун Мадхав, — как мог ты узнать о Распятом? Ночью никого из посторонних не было во дворце! Стража отрубила бы голову любому, кто осмелился бы…
— Монах Дионисий огласил меня, Мадхав!
33
В то же утро перепуганный Нидан принёс радже ещё тёпленький донос.
26
Пестун — воспитатель.
— Беда, божественный! — Нидана подташнивало от страха.
— Что за беда? — усмехнулся раджа из солнечного блеска.
— Я ожидал под деревом и случайно услышал…
— Да что такое? Говори!
— Дионисий… Дионисий… — Нидан не мог собраться с мыслями. Он клялся и божился, делал вид, что услышанное волновало его безмерно, и это было почти правдой. — Дионисий проник во дворец…
— Какой Дионисий?
— Сегодня утром я невольно стал свидетелем разговора твоего сына, божественный, с пестуном Мадхавом, — Нидан взглянул на раджу, выведывая взглядом, как отреагирует тот на его любопытство.
— Говори же! — сухо щёлкнул раджа.
— Вот их разговор: «— О, пестун мой Мадхав, — сказал царевич, — как жаль, что ты не можешь разделить со мною мою радость. Ты не поверишь, но этой ночью я узнал о Христе!
— Но, господин, — сказал пестун Мадхав, — как мог ты узнать о Распятом? Ночью никого из посторонних не было во дворце.
— Монах Дионисий огласил меня, — отвечал царевич, — и совсем скоро я приму Святое Крещение».
Раджа хотел позвать пестуна Мадхава, но Нидан воскликнул:
— О, божественный! Старый пестун сказал царевичу, что новость весьма опечалит вас, и царевич умолял пестуна пока ничего не говорить вам.
«— Препоясанные чресла и власяницы христианских монахов, их измождённая плоть порой производят впечатление, что эти люди подчинили себе бесплотные силы. Может быть, именно это поразило твоё молодое воображение? — спросил тогда Мадхав.
— Нет, — сказал царевич. — Дионисий был в сером, немарком подряснике с пятнами пота подмышками. Он немного косноязычен, и порой одышка заставляет его умолкать».
Раджа приказал явиться начальнику дворцовой стражи.
Тот немедленно предстал перед божественным.
— Царевич спал всю ночь на крыше дворца, — твёрдо сказал начальник стражи Варун. — И никто не приближался к нему.
— По-твоему, — обратился раджа к стражу, — царевич придумал то, что говорил пестуну? Или Нидан лжёт?
Деревенский судья бухнулся на колени, взмолился:
— Да разве бы я посмел?
— Я не знаю, божественный, — страж склонил голову, но голос его оставался твёрд. — Твой сын лежал один на крыше дворца, и при свете луны я мог видеть его лицо. Всю ночь он спал!